— Сейчас полдвенадцатого, а поели мы полчаса назад. Если тебе просто не нравятся полные девушки, так и скажи.
— Ты серьезно? — в недоумении интересуется Волков, садясь рядом.
— Что именно?
— Тебе до полной девушки жрать и жрать, несколько килограмм действительно не помешает наесть.
— Тогда что не так? Тебе еды жалко?
— Жалко будет, если ты сляжешь с острым приступом панкреатита. Я сказал больше так не жрать. Все. Точка.
— Ладно, я больше не буду. Честно.
— Если я пересажу тебя себе на колени, ты на меня не срыгнешь?
— А ты пересади и посмотрим, — сквозь смех проговариваю я. Если уж быть честной, я не думала, что Волков действительно меня пересадит к себе на колени. Это была скорее неуместная шутка. Отчаянный человек, не иначе. И я опять в дурацкой позе с разведенными ногами, ну хоть в штанах и на том спасибо.
— Свет?
— Ммм?
На мое «ммм» Кирилл ничего не ответил, мы оба молчим, просто смотря друг на друга. Долго молчим, я бы сказала непозволительно долго. Я в который раз отметила, что у него веснушки на лице, и глаза серые, голубые и зеленые одновременно, если так можно сказать. Сама не заметила, как начала водить ладонями по его щекам, отмечая его небольшую щетину. Так мне нравится даже больше, чем когда он гладенький. Странно, а я всегда думала, что будет наоборот. Хотя о чем я. Ведь я никогда и не думала, и уж тем более не мечтала о мужчине такого возраста. Взрослый, щетинистый наглый хам. Но заботливый и хороший. Очень хороший. Хотя никакой он не хороший, просто… просто я в него влюбилась. Да, наверняка, так и есть. Странно, почему раньше эта мысль не приходила мне на ум столь четко и осознанно? Очень неожиданное осознание, вызвавшее во мне очередную порцию смеха.
— Мое отделение из-за тебя премии лишат. В общем, во всем виновата ты, Света, — вполне серьезно произносит Кирилл, от чего я в миг перестаю смеяться.
— Это из-за бабушки? — прекращая гладить его щеки, задаю больной для меня вопрос.
— Причем тут твоя бабка? Вот уж о ней я точно не думаю двадцать четыре часа в сутки.
— То есть все-таки из-за меня?
— Ну а из-за кого я фактически забил на работу, уходя в пять вечера? Ночью поработаю, да, Светик? Прям очень активно закрываю пробелы. И истории болезни закрыл, и бумаги разобрал, что там я еще должен был сделать? — уже более мягко добавляет он, чуть улыбаясь.
— Вообще-то в пять заканчивается рабочий день.
— Не для меня.
— Значит ты станешь совсем бедным, и без премии больше не купишь мне белье. Ничего страшного, я переживу этот факт, мне хватит того белья, которое ты мне подарил.
— А через годы трусы будешь штопать, да? Не жизнь, а сказка.
— Если честно, я не умею штопать и шью тоже не очень хорошо. Когда я в детстве играла на фортепиано, бабушка, как ни странно, берегла мои руки. И даже, когда на труду мы проходили шитье, дома она шила за меня. Не получалось у меня это.
— Ну все, ходить тебе Светка с рваными трусами, — не сдерживая смеха выдает он. — А может тогда лучше вообще без них?
— Это не гигиенично. Придется научиться штопать. А что, честно могут лишить премии?
— Да чхать я хотел на премию, ты что думаешь я на нее живу что ли и имею то, что имею? Господи, ты серьезно так думала?
— Ну да.
— Ой, не могу, дите дитем, — демонстративно закатывает глаза. — Большинство из нас живет на конвертах от благодарных пациентов. А официалка — это как раз на трусы… шелковые. Так что можешь не учиться штопать. Девятого мы идем по магазинам, а вечером поедем загород на два дня. Рано утром двенадцатого вернемся в трудовые будни.
— А куда именно мы поедем?
— В лес. Поживем в безлюдном месте, в палатке на берегу озера.
— Классно, только я жуков боюсь.
— Ты серьезно поверила, что я повезу тебя в палатку?
— Ну да, это… романтично, наверное.
— Холодная земля, иголки от ели в жопе, отсутствие душа и туалета, а также сбор палатки полдня — это, Света, не классно. Мне не двадцать, в жопу такую романтичность.
— Возможно ты прав, я об этом как-то не подумала.
— Не возможно, а совершенно точно, — зарываясь одной рукой в мои волосы, уверенно произносит Кирилл и целует меня в шею. И нет, не показалось-он снова всасывает кожу.
— Ну я же просила так не делать. Опять будут следы! — возмущенно выдаю я, буквально отрывая его от собственной шеи.
— Ну сделай мне.
— И сделаю!
— Делай или страшно? — игриво интересуется он и тут же легонько кусает мою нижнюю губу. А потом медленно проводит по ней языком.
— Не страшно, — тихо произношу я, и со всей силы всасываю его кожу на шее. Но как-то я не ожидала, что он засмеется в ответ. Нет, заржет, словно лошадь.
— Я сказал сделать засос, а не сожрать меня, Светка — людоедка, — хватаясь рукой за шею, не прекращая смеяться выдает он. — Ты не наелась что ли?
— Нет, не наелась, — вновь всасываю его кожу, только уже с другой стороны. И да, кажется, я действительно его кусаю. Наверное, потому что меня раздражает то, что он продолжает смеяться, вместо того, чтобы попросить остановиться. Кусаю еще и еще, до тех пор, пока Кирилл не отстраняется и не кусает меня в ответ.
— Ай!