Попасть в отбор, украсть проклятье (СИ)

– Никак нет. – Раненый вытянулся во фрунт. - В пять ноль два он подошел к дверной решетке, что отделяет переход от ниши стражника и коридора с камерами заключенных. После чего офицер Эйроу вложил руку в «уста верности». Как только чары подтвердили метку карателя, запирающее заклинание отомкнулось. Решетка открылась, и офицер Эйроу вошел в коридор. При моем сопровождении проследовал до камеры номер двадцать шесть. Я открыл ему дверь.

раненый говорил рублеными фразами. Выстреливал ими, будто очередью из многоствольного органа: равные, вымеренные промежутки.

– Бозли… – голос ворона стал вкрадчивым, словно он задавал вопрос ребенку или собаке, - а вы сами отлучались с поста?

– Никак нет. Это запрещено под страхом смертной казни.

– ? вы сами входили в камеру к заключенной Рунур?

– Никак нет, – раздалось в ответ.

У меня от таких его ответов уже звенело в ушах. Тем удивительнее была прозвучавшая следом фраза:

– разрешите обратиться, господин Верховый каратель? - И взгляд. Отчаянный, словно Бозли собрался сигануть с обрыва.

– Разрешаю, - отчеканил ворон.

– Я понимаю, что из всех подозреваемых я – главный.

– Поясните, – тоном «я все знаю, но хочу услышать это от вас» произнес ?р.

Я поняла: ворон не играл, он действительно был в курсе. Недаром внимательно читал отчеты, что лежали у него на столе. Верховный каратель, словно великий комбинатор, просчитал всю партию и, кажется, знал и все мотивы, и реплики наперед. Все, кроме ответа на один вопрос: кто из четырех подозреваемых помог заключенной бежать.

– Мой кузен… Его арестовали вчера ночью на пирсе. Он был среди напавших на вас заговорщиков. И Лим сейчас находится в одиночной камере в доме предварительного заключения.

При этих его словах мне вспомнился хлипкий пацан, что дрался с рыжим Патриком, так лихо вместе со мной гонявшим по ночному городу на кровати… Так вот кого мне напоминал этот Бозли! А я все гадала, где могла его увидеть.

– И? - всего один звук, но он был из тех, которые способны разрушить весь мир, проникнуть под кожу, разбить душу.

– Я должен был сразу же доложить об этом своему капитану.

– Но вы не сделали этого, - вместо Бозли закончил ворон.

Бозли вскинулся. Впервые за все время допроса его взгляд был живым. В нем плескалось отчаяние, готовность принять наказание и… надежда.

– Мой кузен – дурак. Мальчишка, который связался не с теми…

Для меня все стало ясно: как каратель, Бозли мог бы попытаться ему помочь, но если бы его отстранили…

«Разве вы бы поступили иначе?» – этого раненый офицер не сказал, но фраза отчетливо читалась в его взгляде, устремленном на верховного. ? еще я знала ответ ворона: нет, не так. И подтверждением тому был череп брата. Для Арнсгара долг перед родиной был превыше братской привязанности.

– Принесите кровную клятву, что вы не причастны к побегу заключенной Рунур, - отчеканил Ар. - А после этого – пройдите к штатному магу, чтобы запечатать метку карателя и ваш дар. На время расследования побега вы отстраняетесь от службы.

– Слушаюсь! – сказал, словно резанул ножом по живому, Бозли.

Прозвучали слова клятвы, окутавшие его тело сиянием.

А я поняла: не виновен. Оставался лишь этот офицер… как его? Густав Эйроу, кажется. Неужели он?

Меж тем раненый страж покинул кабинет.

– Что с ним будет? – задала я вопрос ворону в наступившей тягостной тишине.

За окном догорал вечерний закат, погружая комнату в тягучие чернильные сумерки, пропитанные призраками шорохов опадающей листвы.

– С ним случится выбор, - огорошил меня ворон и пояснил: – Бозли придется решить, что для него важнее: семейные узы или долг офицера. Если он выберет первое – то сам подаст рапорт об увольнении. Если второе – то из него выйдет настоящий каратель.

– Не знающий жалости?

– Скорее, не имеющий слабостей, - поправил меня ворон.

«Как ты сам», – едва не сорвалось с моего языка. Я едва, на самом кончике этого рабочего органа всех сплетниц, сумела удержать первый, уже зародившийся в горле звук. И в попытке скрыть заминку встала, поправив черную куртку, которая была явно широка мне в плечах.

– Остался всего один, - глядя вдаль, на демоново колесо, которое в парке медленно вращало свои кабинки над городской суетой Эйлы, произнесла я. - Как думаешь, это он?

На улицах столицы багровела, золотилась осень. Пора, в которую особенно остро чувствуешь, что значит быть «здесь и сейчас». Сожалеть и… любить. Вопреки всему, всем законам, в том числе и законам природы.

– Это мы скоро узнаем. За тремя я уже установил наблюдение. Осталось допросить Густава, – мне почудилось, что в голосе ворона просквозила печать.

Я повернула голову, и оказалось, что ворон стоит прямо за моей спиной. Он подошел ко мне неслышно. И близко. Непростительно близко. Настолько, что между нами расстояние было не более двух ладоней.

– Это офицер, которого я знаю больше, чем служу карателем. Образцовый. Безупречный. Мальчишкой я равнялся на него… – он говорил, так же как и я глядя вдаль. Только что он там видел? Парковое колесо? Мосты через Кейшу или… кривую усмешку судьбы?