Поправка-22

— А теперь успокойся наконец, и я тебе все объясню, — умоляюще сказал он, думая, что говорит умудренно, уравновешенно и убедительно.

Она пнула его в пах. Ххух! — выдохнул он воздух, одрябнув, как лопнувший мяч, и упал с утробным воем на бок, а потом несколько раз нелепо перекувырнулся с прижатыми к животу коленями, не в силах умолкнуть и перевести дыхание от жгучей, нестерпимой, выворачивающей внутренности муки. Шлюха Нетли выбежала из комнаты. Йоссариан, пошатываясь, встал — и вовремя, потому что она уже прибежала обратно с длинным хлебным ножом. Издав испуганный стон, прижав обе ладони к раздираемой болью, страдальчески пульсирующей, словно полураздавленное живое существо, мошонке, Йоссариан всей своей тяжестью обрушился вниз на ее голени, так что она упала рядом с ним, громко стукнувшись локтями об пол. Нож отлетел в сторону, и он загнал его ударом ладони под кровать. Она нырнула вслед за ножом, но Йоссариан, вставая, резко дернул ее вверх. Тогда она опять попыталась пнуть его в пах, и он, грязно выругавшись, яростно отбросил ее к противоположной стене. Она шмякнулась об стену, свалив при этом стул, который задел туалетный столик, так что расчески и щетки для волос, баночки с кремом и разноцветные флакончики посыпались на пол. Картина в рамочке под стеклом, висевшая на дальней стене, тоже упала, и стекло зигзагообразно треснуло.

— Чего тебе от меня надо? — жалобно злобясь, выкрикнул Йоссариан. — Ведь не я же его убил!

Она запустила ему в голову тяжелую стеклянную пепельницу. Он сжал кулак и решил было садануть ее, когда она набросится на него снова, в солнечное сплетение, но побоялся искалечить. Аккуратный удар в челюсть, и она отключится, подумал он, однако сразу сообразил, что по челюсти не попадет — слишком резко металась перед ним цель, — и лишь отступил на шаг в сторону, когда, бросившись вперед, она уже не могла изменить направление, пропустил ее мимо себя, мощно подтолкнул в спину, и она грохнулась об стену. Зато стояла она теперь у двери, и выскочить из комнаты он не мог. Она швырнула в него большую вазу. А потом, прежде чем он успел опомниться, подскочила к нему с полной бутылкой вина и трахнула его точнехонько в висок, так что он, полуоглушенный, рухнул на одно колено. В ушах у него дребезжал надтреснутый звон, а лицо онемело. И все же он был больше ошарашен, чем испуган и разозлен. Почему она хочет его убить? Он решительно не понимал, в чем дело и что ему делать. А впрочем, надо было спасать жизнь, и, когда она снова подняла бутылку, он, резко оттолкнувшись коленом от пола, двинул ее с маху головой в живот, так что она не успела его ударить, и он по инерции таранил ее, а она отступала, пока не наткнулась на кровать, — все это произошло за секунду или две, — и ноги у нее подогнулись, и она свалилась на спину, а он, съехав по ней вперед, упал, голова к голове, на нее. Она вцепилась ему в шею ногтями, но он, не обращая на это внимания, тянулся и тянулся, придавив ее всей своей тяжестью к кровати, за бутылкой, которую она по-прежнему держала в правой руке, и наконец дотянулся, крепко сжал ее и вырвал. Обезоруженная, плотно придавленная к кровати, она все же пыталась ударить его коленом, бешено проклиная и свирепо царапаясь. Потом хотела укусить, и ее белые зубы обнажились под полными, чувственными пересохшими губами, как у голодного плотоядного зверя. Сейчас, лежа под Йоссарианом, она ничего не могла ему сделать, но он тревожно думал, что едва ли сумеет вскочить, не попав под ее пинок. В нем вдруг проснулось желание, и ему стало стыдно. Ее молодое, плотное, упругое тело билось под ним, словно волнуемое шквалистым ветром море, и он ощущал неодолимое искушение, тем более что и она уже не старалась высвободиться из-под него, а крепко обняла за шею левой рукой, и по ее телу пробежала дрожь, глаза затуманились, губы привычно приоткрылись… а правой рукой она предательски шарила у кровати по полу, стараясь нащупать нож, и в конце концов нащупала его. Йоссариан едва успел среагировать. Она все еще жаждала убийства! Его ошарашила ее порочная, двойственная жажда, но руку с ножом он сумел перехватить и, вырвав нож, вскочил на ноги. Лицо у него горело от изумления и разочарования. Он не понимал, чего ему хочется — удрать к чертовой матери, пока у него есть такая возможность, или опять свалиться рядом с ней на кровать, отдавшись в жалкой покорности на ее милость. Однако она избавила его от этого мучительного выбора, неожиданно разрыдавшись. Он остолбенел.