Поправка-22

Тут Обжора Джо на мгновение отступил, чтобы сфотографировать одевающуюся Лючану, и Йоссариан захлопнул дверь. Обжора Джо с маниакальным неистовством набросился на прочную деревянную преграду, потом ненадолго притих для мобилизации всех своих сил, а потом с новым неистовством ринулся вперед. В перерывах между атаками Йоссариан исхитрился натянуть на себя одежду. Лючана тоже надела свое зелёное платье, и при мысли о том, что она исчезает под платьем навеки, Йоссариана охватило жалобное отчаяние. Он поманил ее к себе и страстно обнял. В ответ она всем телом прильнула к нему и замерла. Йоссариан принялся романтически целовать ее закрытые глаза, и она уже чувственно замурлыкала, когда Обжора Джо, собрав последние силы, снова обрушил свое тщедушное тело на дверь и едва не сбил их с ног. Йоссариан оттолкнул Лючану и бешено заорал:

— Vite! Vite![21] Запихивайся в свое шмотье!

— Про что это ты треплешься? — удивленно спросила Лючана.

— Скорей! Да скорей же! Одевайся, тебе говорят!

— Stupido! — огрызнулась она. — Vite — это по-французски. А по-итальянски — subito. Понимаешь?

— Si, si. Понимаю. Subito! Скорей!

— Si, si, — послушно откликнулась она и побежала надевать сережки и сапожки.

Обжора Джо прекратил свои бешеные атаки и принялся снимать их сквозь дверь — Йоссариан явственно слышал щелканье фотозатвора. Когда они оба оделись, он подождал нового натиска и резко распахнул дверь. Обжора Джо стремительно ввалился в комнату и плюхнулся на пол, будто лягушка. Йоссариан торопливо проскользнул мимо него к выходу и, ведя за собой Лючану, поспешно выбрался из квартиры на лестницу. С дробным стуком и громким хохотом устремились они по ступеням вниз, изнеможенно склоняя друг к другу головы, когда у них перехватывало от смеха дыхание и они на секунду приостанавливались, чтобы прийти в себя. Внизу им встретился Нетли, и они мигом перестали смеяться. Он был осунувшийся, чумазый и несчастный. Галстук у него съехал набок, мятая рубаха неопрятно топорщилась, а руки он засунул в карманы. Его, казалось, унизили и довели до отчаяния.

— В чем дело, парень? — сочувственно спросил Йоссариан.

— Да опять я, понимаешь, промотался, — со смущенной и горестной улыбкой ответил Нетли. — Просто не знаю, что мне теперь делать.

Йоссариан тоже не знал. Нетли провел последние тридцать два часа — по двадцать долларов за час — со своей любимой бесчувственной шлюхой, истратив до последнего гроша и собственное офицерское жалованье, и все деньги, которые присылал ему ежемесячно его богатый щедрый отец. А это значило, что он не сможет проводить с ней время. Она запрещала ему идти рядом, когда подыскивала на улицах других клиентов-военных, и впадала в ярость, заметив, что он тащится за ней поодаль. Он, конечно, мог дежурить возле ее жилья, но у него не было уверенности, что она туда вернется. Да она и не разрешила бы ему к ней зайти, если б он не заплатил. Секс без оплаты ее не интересовал. Нетли, впрочем, хотел просто увериться, что она не подцепила какого-нибудь его знакомого или совсем уж грязного поганца. Капитан Гнус, например, всегда покупал ее, оказавшись в Риме, чтобы травить потом Нетли рассказами о том, как он с ней спал и какие унизительные непотребства заставлял ее совершать.

Лючану растрогал несчастный Нетли, но на улице она снова жизнерадостно расхохоталась, потому что с неба ласково светило ясное солнышко, а вывесившийся из окошка Обжора Джо потешно зазывал их вернуться и раздеться, утверждая, что он фотограф из журнала «Лайф». Лючана весело топала по асфальту каблучками и тащила за собой Йоссариана с той же безудержно простодушной радостью, какую она излучала на танцевальной площадке, а потом каждую минуту, пока они были вместе. Йоссариан прибавил шагу и, поравнявшись с ней, обнял ее за талию, но, когда они подошли к оживленной улице, она решительно отстранилась и, вынув из сумки зеркальце, пригладила волосы и подкрасила губы.

— Почему ты не попросишь у меня мой адрес и фамилию, чтоб записать их на листке бумаги и встретиться со мной, когда снова будешь в Риме? — спросила она.

— А и правда, почему б тебе не дать мне свой адрес и фамилию, чтоб я их записал? — согласился Йоссариан.

— Почему? — воинственно воскликнула она, сверкнув глазами и презрительно усмехнувшись. — Да потому что ты ведь небось разорвешь листок и выбросишь, как только я уйду!

— С чего бы это мне его выбрасывать? — озадаченно запротестовал Йоссариан. — Про что ты, собственно, толкуешь?

— Обязательно выбросишь! — упрямо повторила Лючана. — Разорвешь на мелкие клочки да и выбросишь, как только я уйду, а сам будешь потом чваниться, будто важная шишка, что вот, мол, молодая красивая девушка вроде меня спала с тобой без всяких денег.

— А сколько ты хочешь денег? — спросил Йоссариан.