Читаем Поправка-22 полностью

— Сгинули, — простонала она, не дожидаясь вопроса и уныло раскачиваясь взад-вперед на скрипучем стуле.

— Кто?

— Все. Все несчастные девочки.

— Куда?

— Прочь. Их всех прогнали. Все сгинули. Все несчастные девочки.

— Кто их прогнал?

— Злые здоровенные солдаты в твердых белых шапках и с дубинами. Да еще наши carabinieri.[41] Солдаты с дубинами прогнали бедных девочек на улицу. Им не дали даже как следует одеться. Бедные они, несчастные! Их выгнали, прямо в чем они были, на мороз.

— Они арестованы?

— Да нет, их просто выгнали. Выгнали, и все.

— Да почему они это сделали, если не хотели их арестовать?

— Я не знаю, — горестно всхлипнула старуха. — Я ничего не знаю. Кто теперь позаботится обо мне, когда всех бедных девочек выгнали и они сгинули? Кто обо мне позаботится?

— Да ведь должна же быть какая-то причина! — настаивал Йоссариан. Он ударил кулаком по ладони и сказал: — Не могли же они просто ворваться сюда без всякой причины и выгнать всех на улицу!

— Не было никакой причины, — стонала старуха. — Не было никакой причины.

— А по какому праву они явились?

— По двадцать второму.

— Что-что? — Йоссариан испуганно замер, и по спине у него поползли тревожные мурашки. — Повтори точно, что они сказали!

— Они сказали, у них есть такое особое право номер двадцать два, — как бы подтверждая кивками головы свои слова, повторила старуха. — Да-да, номер двадцать два. Они сказали, у них есть право делать что угодно, а мы не имеем права им мешать. Потому что это Поправка двадцать два.

— О чем ты мне тут плетешь? — яростно заорал сбитый с толку Йоссариан. — Кто, дьявольщина, тебе сказал про Поправку двадцать два? Откуда ты о ней знаешь?

— Солдаты в твердых белых шапках и с дубинами. Девочки плакали. «Разве мы делаем что-нибудь незаконное?» — говорят. А солдаты говорят «нет» и пихают их дубинами к дверям. «Так за что вы нас выгоняете?» — плачут девочки. А солдаты им говорят: «Поправка двадцать два». Девочки их спрашивают: «Какая такая поправка?» А солдаты опять: «Поправка двадцать два». Выгоняют, а сами твердят: «Поправка двадцать два, Поправка двадцать два». Что это хоть такое значит? Почему «Поправка двадцать два»?

— Они вам показали ее, эту Поправку двадцать два? — растерянно и злобно расхаживая по комнате, спросил у старухи Йоссариан. — Дали вам ее прочитать?

— Они сказали, им не надо давать нам ее читать. Они по закону не обязаны.

— По какому закону?

— Они сказали, по двадцать второму. Дескать, Поправка двадцать два.

— Чтоб им всем провалиться, бандюгам! — горько выкрикнул Йоссариан. — И ведь у них наверняка не было никакого документа. — Он остановился и беспомощно огляделся. — А где старик?

— Сгинул, — проскулила старуха.

— Куда?

— На тот свет, — объяснила старуха и, похлопав себя ладонью по голове, добавила: — Чего-то у него тут лопнуло. То был живой, живой, а через минуту гляжу, он уже мертвый.

— Да не мог он умереть! — упрямо заспорил было Йоссариан, однако сразу сообразил, что это правда, притом логичная правда: старик, по своему обыкновению, примкнул к большинству.

Йоссариан отвернулся от старухи и хмуро, с мрачным любопытством побрел по квартире, заглядывая в комнаты. Солдаты с дубинами вдребезги разбили все стеклянное. Разодранные занавески и скатерти валялись на полу. Стулья, столы и комоды были перевернуты или сломаны. Все, что можно искорежить и разрушить, было искорежено и разрушено. От обстановки квартиры не осталось почти ничего. Большего разгрома не смогли бы учинить даже самые свирепые дикари. Стекла были выбиты, и ночь заглядывала в окна призрачными черными зрачками. Йоссариан представил себе тяжелую поступь военных полицейских — на головах белые шлемы, в руках массивные дубинки, глаза фанатично полыхают сознанием своей священной правоты и вожделенного, раз навсегда присвоенного права ломать, крушить, истреблять и уничтожать. Все несчастные девочки сгинули кто куда, старик отправился на тот свет, и осталась только старуха, укутанная с головы до ног в древние тряпки, которая тоже здесь долго не протянет.

— Сгинули, — горестно заквохтала она, как только Йоссариан вернулся после своего обхода квартиры. — Кто теперь обо мне позаботится?

— А подружка Нетли? — пропустив ее жалобу мимо ушей, спросил Йоссариан. — Не было от нее каких-нибудь вестей?

— Сгинула.

— Я понимаю. Но, может, кто-нибудь слышал про нее? Может, знает, где она сейчас?

— Сгинула.

— А ее сестра? Что случилось с сестрой?

— Сгинула, — монотонно повторила старуха.

— Да ты понимаешь, про кого я спрашиваю? — резко выкрикнул Йоссариан и заглянул старухе в глаза, опасаясь, что она бредит. — Что случилось с ее младшей сестрой, с девчонкой?

— Сгинула, сгинула, — раздраженно пожав плечами, чуть громче захныкала старуха, разозленная его придирчивой настырностью. — Ее выгнали вместе со всеми на улицу. Выгнали, в чем она была, прямо на мороз.

— Ее кто-нибудь увел?

— Я не знаю. Я не знаю.

— О ней кто-нибудь позаботится?

— А обо мне кто-нибудь позаботится?

— Она ведь вроде никого здесь в городе не знает?

— Кто обо мне позаботится? Кто обо мне позаботится?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза