Поправка Джексона (сборник)

Вот Бетти — ведь было же в ней какое-то рациональное зерно, а потом это зерно замочили в спирту, а потом отжали досуха, и вот остался жмых, и жмых этот носится по свету без малейшего смысла. И, тем не менее, сколько ей всего нужно из вещей! И трейлер с отоплением, и бензин, и чтоб на свитере Винни Пух был вышит. А из духовного ей нужно только одно: познать тайну спроса и предложения. И с этого она имеет свой азарт, и гордость, и чувство, что день был прожит не зря. Это, конечно, немало — спрос и предложение. Это одна из мистических тайн мироздания. Вспомните, например, Алисины леопардовые штаны. Вот я, человек узко-нормативного сознания, трусоватый, для которого всё — слишком. Мне бы в голову не пришло, что кому-либо могут понадобиться леопардовые штаны такого редкостного размера, что есть на свете такой спрос. И уж ни за что я бы не стала вкладывать свое время и деньги в такое предложение. Ведь сколько для этого инициативы нужно, и какое понимание человеческого разнообразия, и какое уважение к оному!

К шестидесятилетию для Бетти сделали сюрприз — устроили ей день рождения. Решили праздновать, как шестнадцатилетие, которое по традиции отмечают очень пышно: все бывает очень женственно, девственно и покрыто взбитыми сливками. Сладкая истома, черемухи цвет.

Подарили ей много подарков, и все было розовое. Розовые свитера с котятами и зайчиками, розовый портативный телевизор для ее трейлера, одна женщина связала крючком розовое синтетическое одеяло, зал в гостинице был увешан шариками, и все ели большой синтетический торт, на котором Бетти задувала шестнадцать свечей и загадывала желание. Какое, хотелось бы мне знать, какое?

— Я, — сказала она мне однажды в процессе терапевтического разговора, — точно знаю, что бы я сделала, если б мне сказали, что я через день умру. Я бы начала пить и все двадцать четыре часа бы пила. Я даже знаю, что бы я пила.

Она мне показывала свой трейлер. Такая маленькая тюрьма на колесах, каждый дюйм рационально использован, все там есть — койка, плита, холодильник, душ, шкаф. Маленький столик, на котором она головоломки раскладывает. Одно время она собиралась кошку завести, но решила, что кошка не выживет. И в этой маленькой своей клаустрофобической тюрьме она мчится куда-то зимой и летом, днем и ночью. И не пьет, потому что она всегда за рулем.

Декоративное искусство

Я люблю Глорию.

Познакомились мы с ней так: я стояла за прилавком, а она проявила инициативу и живой интерес, который она всегда испытывает к этническим. Она любит этнических — дружит с буфетчицей-гречанкой из кафетерия на углу и с мексиканцем-швейцаром в своем доме, даже пыталась их поженить. Опекает молодого маляра-румына. Она однажды сдвинула расписную, восемнадцатого века ширму и показала в стенном шкафу целую полку больших жестянок, которые она для маляра копит. Они были отдраены до блеска, и все этикетки с них были совершенно отмыты. Тут я и стала задумываться — не сумасшедшая ли моя Глория.

Она заехала за мной прямо из своего спортивного клуба, привезла к себе, приняла душ и сидит теперь в белом махровом халате, и голова у нее обмотана полотенцем. Любая другая женщина за сорок выглядела бы в этом полотенце крайне неприятно, но Глорию можно хоть для журнала снимать. Она польских кровей, и она из тех полячек, которые оправдывают вечные поползновения этой нации на роль восточноевропейских французов; то есть у нее есть какая-то врожденная элегантность, несмотря ни на что. Это одна из причин, по которой мне Глория нравится.

Пока мы поднимались на лифте на ее этаж — Глорина квартира занимает целый этаж, — она все расспрашивала швейцара о его житье-бытье и шутила с ним. Но по вежливости его ответов я догадалась, что он относится к Глории, как и я, далеко не так искренне, как она к нему. Я стараюсь. Глория как человек гораздо лучше меня. Вообще она человек не бездарный, не ее вина, что покупательная способность в ее случае настолько перевешивает все остальные.

Муж ее — какая-то помесь стряпчего со счетоводом, но давно уже сам ничего не считает и ни с кем не судится. Он в основном теперь руководит и вращается и добывает для своей корпорации потенциальных клиентов. Сам он из простой ирландской семьи и, когда они познакомились, только что закончил университет по курсу счетоводства и сутяжничества, то есть бухгалтерии и судопроизводства.

А Глория, будучи и вовсе из польского рабочего района в Чикаго, закончила церковно-приходскую школу и, со своими славянскими скулами и голубыми глазами, работала у него в конторе секретаршей. Вот эти-то скулы и глаза и были ее вкладом в семейное процветание, а декорировать и закупать антиквариат она научилась позже.