И уже вечером, перед сном, я завел разговор о цели поездки.
— Нет, я не везу препарат Аф в Италию. Не за этим прислал король за мной яхту, хоть Альтшуллер и считает иначе. Не за этим. Итальянский король — нумизмат.
— Кто? — удивился Чехов.
— Собиратель древних монет. А у меня есть редкая монета. Очень редкая. Ради того, чтобы заполучить её в свою коллекцию, он готов на многое. Например, выкупить эту яхту у владельца, графа Берголо, и подарить её мне. Только не возьму, к чему мне яхта? Одного экипажа тридцать человек. Нет. Но что-нибудь на эту монету я выменяю, непременно.
— Что за монета, за которую готовы отдать яхту? — Суворин играл роль скептика-резонёра.
— Сребреник, точнее, тетрадрахм. Один из тех, который получил Иуда.
— И как можно удостовериться, что он — подлинный?
— Легко. Желаете посмотреть?
— Желаем, — ответил Чехов.
И мы прошли в мою каюту. Вернее, мои покои.
В кабинете я достал из стола хрустальный ларец.
— Раскрывать нельзя, но и так хорошо видно.
И в самом деле — видно. Афина Паллада аверс и реверс. В обличии людском и совином.
— Монету вижу, но это ничего не доказывает, — продолжал упорствовать Суворин.
— А вы положите руку на ларец, Алексей Сергеевич.
Он, криво усмехаясь, прикоснулся к ларцу.
И улыбка сползла, её заменило изумление, понимание, благоговение.
Истина, данная в непосредственном ощущении.
Следом к ларцу прикоснулся и Чехов.
— Но как? Как можно с этим расстаться? — спустя час, уже в кают-компании воскликнул он.
— Нужно, Антон Павлович. Король — Хранитель Плащаницы. Сребреник — для равновесия.
О том, что этих сребреников еще двадцать девять, я умолчал.
Глава 9
9
Средиземное Море
— Порт-Артур отрезан и блокирован, — сказал я, откладывая «Фигаро». Газеты нам передали со встречного судна, есть такая практика у иностранцев.
— Мдя… — протянул Чехов. Человек сугубо мирный, он особенно интересовался ходом военных действий, и, напрягая память, пытался читать «Corriere della Sera». Получалось не очень, итальянский язык в гимназиях не преподают. — И что же теперь будет?
— Осада будет, Антон Павлович. Серьёзная и суровая осада. Массовый героизм русских воинов. Японских тоже. Наша доблестная армия будет осаду прорывать. В общем, долгая история.
Чехов отложил газету и подошел к глобусу, большому, метровому. Нашел корейский полуостров. Япония рядышком.
— Владивосток тоже близко, — радостно сказал он.
— Ну, до Владивостока японцы не доберутся. Вряд ли, — ответил я.
— Нет, наоборот. Нашим войскам близко. До Порт-Артура.
— Сначала нашим войскам нужно добраться до Владивостока, а путь неблизкий. Уж кому, как не вам знать, — Суворин тоже встал у глобуса.
— Теперь есть железная дорога, — возразил Чехов.
— Один вагон — сорок человек или восемь лошадей, — согласился я.
— Вы думаете, до осени не управятся? — не прекращал попыток Чехов.
— В смысле? Возьмут ли японцы Порт-Артур до осени? Уверен, что нет.
— Нет, наоборот. Удастся ли разбить японцев?
— Отсюда, из Средиземного моря не видно, — дипломатично ответил я. — Но я бы хотел обратить ваше внимание на другой аспект проблемы. Двадцатый век. Мы в Средиземном море обсуждаем происходящее на другом конце света. Вчерашняя битва — в сегодняшних газетах. При Петре Алексеевиче новость шла бы месяц, обошлась бы в сотню загнанных лошадей, а тут — купил за пятачок газету, и читай.
— Телеграф, — коротко сказал Суворин.
— И это только начало, — согласился я. — Уже сейчас опыты господина Маркони показывают, что даже океан не является неодолимой преградой для беспроводного телеграфа. Через самое непродолжительное время беспроводной телеграф сумеет передавать не только особые телеграфные знаки, а слова, музыку и даже изображение.
— Через самое непродолжительное — это через какое?
— Не успеет стриженая девка косу заплести. Лет через пятнадцать, через двадцать. И что важнее, затратив умеренную сумму, всякий сможет установить дома приемный аппарат и слушать дальние и ближние города.
— Это всё жюльверщина, уж извините, Петр Александрович. Люди читали, читают и будут читать газеты — заявил Суворин.