Поправка курса

Сказал — и солгал. Дипломатия-с. Мне совершенно не требовался приказ государя. Я служу не ему, а лишь Шефу. А копьё, что копьё… Не даёт оно власти над миром.

Не даёт.

Глава 24

9 января 1905 года, воскресенье

Царское Село.

— Везёт лошадка дровенки, на дровнях мужичок… — вертелся в голове стишок из далекого детства. Я его даже на музыку положил, не ту, бекмановскую, а что-то бетховенское, в миноре. При известном воображении можно услышать «Сурка».

Немного нервничаю. Чуть-чуть. Я не в Петербурге, я в Царском Селе, и везет четверка лошадок карету, а я в той карете как раз и нахожусь. Нет, сюда-то я приехал поездом, самым обыкновенным. Но в сопровождении. Сопровождали меня двое в штатском, но с военной выправкой. Охранка есть охранка. Обращались со мной вежливо и даже предупредительно, но…

Но я был вынужден уйти прямо с торжественного обеда, посвященного созданию Всероссийского Синематографического Союза. Он, Союз, ещё не создан, всё впереди, но обед — это первый в череде десятков и десятков обедов. Ближайшая цель: в каждом губернском городе должен быть синематографический театр, и не абы какой, а на уровне лучших электротеатров Москвы, Санкт-Петербурга и Ялты. Цель номер два — открывать театры в уездных городах, сначала крупнейших, а потом и во всех. Синематограф — искусство нового века, и он произведет переворот в культурной жизни нашего благословенного отечества!

Вот тут меня и выдернули из-за стола. Государь изволил пригласить барона Магеля на детский праздник! Великая честь!

Что делать барону Магелю на детском празднике? Вырос он из детских праздников, давно вырос. Но как отказать Государю?

Вот и пою песенку про срубленную под корешок ёлочку. Ну да, нарядная, на празднике побыла, а потом? Что было с ёлочкой после праздника?

И вот мы, проехав через тройной заслон, оказались перед Александровским дворцом.

Правый сопровождающий посмотрел на часы.

— Вовремя. Пройдемте, господин барон.

Прошли. К малоприметному боковому ходу.

Меня провели в изолятор. В помещение, предназначенное для пребывания лиц, не входящих в круг обычного общения Государя, но вызванных к Нему по Его воле.

Слуга снял с меня шубу, провел умыться и освежиться, потом вернул в изолятор, щеточкой почистил мое платье, предложил газету и чай с бутербродами. От чая я отказался, а газету взял, сегодняшнюю, вечернюю. Уселся и стал читать. Ничего особенного. Продолжается стачка фабричных рабочих. Несколько сот человек утром вознамерились было идти к Зимнему с петицией на имя Государя, но прохожие по пути высмеивали воинство Черного Злодея — так с недавних пор стали называть священника Гапона обыватели под влиянием новой фильмы, показываемой в синематографических театрах. Высмеивали, а порой и откровенно называли японскими пособниками. И с каждым кварталом число манифестантов таяло: с сотен до десятков, а потом и вообще осталось около дюжины. Оконфуженные, Гапон и его приближенные остановились у Троицкого Моста. На этом всё: номер отдан в типографию, ждите специальный выпуск!

Ну, допустим, допустим. Шествие не получилось, расстрел манифестантов не состоялся. Сегодня не состоялся.

А завтра, через месяц, летом?

Всё висит на ниточке. Положим, удалось спрятать ножницы, и эту ниточку сегодня не перерезали. Но ножницы не единственные, а ещё есть ножи, косы и прочие острые инструменты. Все не спрячешь. А, главное, ниточка и без инструментов лопнет, потому что груз всё тяжелее и тяжелее.

Но разница всё-таки есть. Две капли дождя, упавшие рядышком на водоразделе, могут попасть в разные океаны. То ж с историей — ничтожные нюансы способны привести к разительным последствиям.

Посмотрим. Шеф посмотрит. У него свой синематограф. Весь мир для него театр.

Я дошел до шахматной страницы, которую за сто пятьдесят рублей в месяц ведёт господин Чигорин. Дошёл и отложил — никакого настроения разбирать шахматные партии у меня не было. Не до того.

И тут, словно подсмотрев — или в самом деле подсмотрев — пришел камергер, барон фон Корф и после обмена обязательными любезностями сообщил, что Государь ждёт меня.

А уж я-то как жду!

Коридоры, ковры, картины…

Государь встретил нас в кабинете. Большой кабинет, приятный. С диваном, с биллиардным столом. Книги тоже есть. Сиди, работай. А надоест — покатай шары. Рояля не хватает, чтобы в минуты тягостных раздумий о судьбах родины сыграть бетховенскую «Аппассионату» и тем пробудить волю, прозорливость и энергию. Собачий вальс сыграть тоже можно.

За письменным столом, очень хорошем, сидел государь. В двух шагах от него — человек штатский, судя по всему — доверенное лицо. Известный хирург, восходящее светило, Сергей Петрович Фёдоров.

Государь читал газету. Ту же, что и я. Их тут, думаю, несколько экземпляров выписывают. Одну для Государя, другие для окружения.

При нашем появлении, он отложил газету, привстал.

— Благодарю, что откликнулись на моё приглашение, господин барон, — сказал он мне и указал на полукресло рядом со столом. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Я присел.