Поправки

Да нет, с левой стороны он даже более податлив.

– Теперь попробуй сам, – сказала она.

Альфред усмехнулся, часто дыша, словно от сильного испуга.

– Что попробовать?

– Положи руки на левое колено и приподними его.

– Дениз, с меня хватит.

– Тебе станет гораздо лучше, если ты немножко растянешь мышцы, – посулила Дениз. – Давай еще раз. Положи руки на левое колено и согни его.

Она улыбнулась, но отец отвечал ей растерянным взглядом. Встретился с ней глазами. Тишина.

– Которое – левое? – выдавил он. Она дотронулась до левого колена:

– Вот это.

– И что я должен сделать?

– Положи на него обе руки и подтяни колено к груди.

Его глаза тревожно блуждали, читали грозные вести на потолке.

– Папа, сосредоточься!

– Нет смысла.

– Ладно. – Она глубоко вздохнула. – Ладно, оставим это, попробуем второе упражнение. Идет?

Альфред смотрел на дочь так, словно она, последняя его надежда, внезапно обросла рогами и клыками.

– Тут вот что надо, – продолжала Дениз, стараясь не замечать, что творится с Альфредом, – правую ногу закинуть на левую и обе ноги вместе уронить вправо, как можно дальше. Мне нравится это упражнение, – сказала она. – Для бедренной мышцы. Очень полезно.

Она еще дважды повторила объяснение, потом предложила отцу поднять правую ногу.

Он на несколько дюймов оторвал от матраса обе ноги.

– Только правую, – ласково попросила она. – И колени не распрямляй.

– Дениз! – От напряжения его голос сделался выше. – В этом нет никакого смысла.

– Вот так, – сказала она, – вот так. – Надавила на стопы, чтобы заставить отца согнуть колени. Взявшись одной рукой за щиколотку, а другой за бедро, помогла ему приподнять ногу и опустить правое колено на левое. Сперва отец не сопротивлялся, но вдруг тело свела сильная судорога.

– Дениз!

– Папа, ты расслабься.

Она уже поняла, что отец никогда, никогда не приедет в Филадельфию. От его тела исходил влажный жар, запах поражения. Под ее рукой пижама на бедре сделалась горячей и мокрой, Альфред трясся всем телом.

– Ох, черт! – выдохнула Дениз, отпуская его ногу.

Снег вихрился за окном, в соседних домах вспыхнул свет. Дениз обтерла руку о джинсы, уткнулась взглядом в пол и с сильно бьющимся сердцем прислушивалась к затрудненному дыханию отца, к ритмическому шуршанию простыни под его беспокойным телом. На простыне расплывался влажный полумесяц, вдоль одной пижамной штанины тянулась длинная мокрая полоса. Запах теплой мочи в прохладной, недостаточно натопленной комнате стал отчетливее и казался даже приятным.

– Прости, папа, – пробормотала она. – Пойду принесу полотенце.

Альфред улыбался, глядя в потолок, и голос его звучал уже спокойнее:

– Лежу тут, а все равно вижу. А ты видишь?

– Что, папа?

Одним пальцем он ткнул куда-то вверх.

– Снизу-снизу. Снизу-снизу на верстаке, – зачастил он. – Написано. Видишь?

Она была сбита с толку, но не он. Изогнув бровь, он проницательно глянул на нее:

– Знаешь, кто написал, да? Тот па. Тот па. Парень с… ну, ты знаешь. – Пристально глядя на дочь, он многозначительно кивнул.

– Не понимаю, о чем ты, – сказала Дениз.

– Твой приятель, – пояснил отец. – Парень с синими щеками.

Где-то в мозжечке забрезжило понимание и начало расползаться вверх и вниз.

– Пойду за полотенцем, – сказала она, не трогаясь с места.

Отец снова закатил глаза и уставился в потолок.

– Он написал снизу на верстаке. Напинаверст. Снизунаверстаке. А я лежу тут и вижу.

– О ком ты говоришь?

– Твой дружок из сигнализации. Парень с синими щеками.

– Ты запутался, папа. Тебе что-то приснилось. Пойду за полотенцем.

– Понимаешь, не было смысла что-то говорить.

– Я принесу полотенце, – повторила Дениз.

Она прошла через спальню к двери в ванную. Голова все еще ватная после сна, проблема даже усугубилась: Дениз совсем выпала из ритма, в котором наплывали волны реальности, составлявшие полотенечную мягкость, небесную темноту, половичную твердость, воздушную прозрачность. К чему он вдруг заговорил о Доне Арморе? Почему именно сейчас?

Когда она вернулась, отец скинул ноги с постели, снял пижамные штаны и протянул руку за полотенцем.

– Я приберу тут, – сказал он. – Иди помоги матери.

– Нет, я все сделаю, – возразила Дениз. – А ты прими ванну.

– Дай мне тряпку. Это не твоя забота.

– Прими ванну, папа.

– Я всегда старался оградить тебя от этого.

Вытянутая рука дрожала на весу. Дениз отвела глаза, чтобы не смотреть на капающий, неприглядный член.

– Встань, – попросила она. – Я сниму простыню.

Альфред прикрылся полотенцем.

– Предоставь это матери, – сказал он. – Я ей говорил, затея с Филадельфией – чепуха. Я всегда старался оградить тебя от всего этого. У тебя своя жизнь. Веселись, только будь осторожнее.

Он все еще сидел на краю постели, свесив голову, сложив на коленях ладони, словно два больших пустых черпака.

– Пустить воду в ванной? – спросила Дениз.