Попробуй ее сжечь!

Августин прошел совсем немного и увидел, что и впрямь это светит желтый бумажный фонарик со свечкой внутри. И светит он над входом в прекрасный сад.

На ветвях деревьев, на камнях, разложенных причудливыми грудами, на скамейках и фонтанах – всюду лежал легкий, девственно-чистый, пушистый снег.

Августин вошел в сад, и вокруг него поднялась метель. Она была почти незаметной и невесомой, но, почувствовав прикосновение снежинок к лицу, Августин ощутил в сердце давно забытое чувство счастья. Он хотел сказать: «Благодарю Тебя, Господи», но промолчал. Теперь он не был уверен в своем Боге. И знал, что Бог совсем не уверен в нем, в Августине.

На одной из скамей сидела женщина и что-то плела из белых пушистых ниток. Лицо женщины было скрыто белой вуалью, да и вся одежда словно состояла из снега и льда.

– Сядь у моих ног, страдалец, – тихо сказала женщина на латыни.

– К милости твоей взываю, госпожа, – произнес Августин, опускаясь на колени. Странно, снег совсем не холодил, он был тёпл и нежен, как птичий пух.

– Как может просить милости тот, кто сам никогда никого не миловал при жизни? – Голос женщины стал еще тише, и она наклонила голову над своим рукодельем.

– Всё, что я творил, я творил исключительно из милосердия, – сказал Августин.

– Ты не раскаялся, – качает головой женщина. – Уходи. Уходи туда, где терзает тебя твоя судьба.

И Августин видит, как гаснут краски снегового сада. Что-то сжимает его грудь, и он просыпается.

– Господин, уже раннее утро, – почтительно склонившись, сказал ему вчерашний юноша. – Вы сами велели вас разбудить…

Августин перевел дыхание. Слава богу, он еще жив! Всё, что он видел, было сном, одним из многочисленных ужасных снов, терзающих его сердце, но всё-таки не приносящих вреда.

– Я уже заложил повозку, господин. Угодно ли вам сначала вкусить пищи?

– Нет. Этот ваш рис просто невыносим. Крысы и те его есть не станут. Подай мне одеться.

– Но вы уснули одетым, господин.

– И верно. Идем.

Юноша проводил отца Августина до небольшой повозки-курумы. Августин уселся в повозку, юноша исполнял роль возницы. Повозка тронулась. Была она неудобная, тряская, но отца Августина это не беспокоило. Он всё еще находился под впечатлениями своего сна. А еще он думал о том, не подвело ли его чутье. Окажется ли она в той деревушке, куда он сейчас направляется? Он ищет ее почти со страстью влюбленного! Ищет, но для чего?

Разве она сможет его освободить?

Или это он должен освободить ее?

В дороге прошел целый день. Отец Августин не обращал внимания на пробегающие мимо рисовые поля, маленькие селения, храмы и разрушенные кумирни. Он слишком был сосредоточен, для того чтобы любоваться видами. Да и некрасива эта убогая Япония, непривычна она взгляду европейца.

Когда на землю опустились хмурые сумерки, повозка прибыла в деревню. Здесь ее не встретили любопытные – любопытство считается неприличным. Что ж, оно и правильно.

– Куда вы желаете, господин? – спросил заморенный юноша. – Здесь есть постоялый двор.

– Да, отвези меня пока на постоялый двор.

Постоялый двор был беден, но опрятен. Рядом находился небольшой чайный домик, и юноша сказал, что гостей там обслуживают две гейши – пожилая и молодая, обе очень приличные и хорошо воспитанные.

Хозяин постоялого двора встретил приезжего вежливо, но настороженно – всё-таки чужеземец, а чужеземцев в последнее время не очень-то жалуют. И что могло понадобиться чужеземцу в их глухой деревушке?

Отцу Августину отвели скромную и тщательно убранную комнату. Он устало сел на дзабутон. Целый день у него не было ни крошки во рту, но тем не менее голода он не испытывал. Он просто сидел и ждал.

Ждал, когда придет она.

Придет или даст о себе знать каким-нибудь своим ведьмовским способом.

Он услышал легкий стук в бамбуковую перегородку. Нежный женский голос спросил по-японски:

– Господин разрешит мне войти?

– Входите, – ответил Августин. – Входите, кто бы вы ни были.

Сёдзи раздвинулись, и в дверном проеме на колени грациозно опустилась совсем юная девушка с подносом в руках.

– Я не заказывал еды, – сказал Августин.

– Это угощение от хозяйки, – сказала девушка, проползая в комнату на коленях. – Не побрезгуйте, господин.

– Хорошо. Что это?

– Подогретое саке, господин. И моти, рисовые лепешки. Они очень вкусные.

Девушка поставила поднос на маленький столик перед дзабутоном и принялась ухаживать за отцом Августином: налила ему в крошечную чашечку саке палочками подала кусочек лепешки.

От выпитого саке у Августина слегка закружилась голова. Нет, он не захмелел, он оставался вполне трезв, но вот сознание почему-то стало раздваиваться…

– Послушай, – сказал он девушке, хлопочущей над кувшинчиком с саке. – Почему же она не приходит?

Девушка посмотрела на него непонимающе, а потом вдруг улыбнулась. И теодитор увидел, как черты ее лица начали плавиться, принимая новый облик.

– Я пришла, – сказала Безымянная Ведьма. – Просто ты не узнал меня, теодитор. А ведь прошло совсем немного лет с момента нашей первой встречи. Что же будет, когда протекут столетья?

– Я не собираюсь жить так долго, – сказал отец Августин.