Остап явно старается сделать свой голос расслабленным, но мои глаза уже привыкли к темноте, и я вижу его напряжённое лицо и изучающий взгляд.
– Мне пока не спится, – отвечаю я, положив ладони под щёку и в открытую его разглядывая.
Немного поёрзав, Остап переворачивается на спину и вперивает взгляд в потолок, положив руки под голову.
– Ты ещё хочешь со мной о чём-нибудь поговорить? – спрашивает он ровным голосом.
– Не думаю, что это уместно сейчас… Но мне бы хотелось знать, что же всё-таки произошло между Авериным и твоей мамой. И почему она в больнице. С ней всё хорошо?
– Нет там ничего хорошего, – достаточно резко говорит Остап. – Мама была в него влюблена… И до сих пор, кстати, любит. Он наобещал ей до хрена всего – и не выполнил. А теперь она беременная и одинокая. Ты хочешь того же для своей матери? Ведь уже завтра этот ублюдок может увлечься кем-то другим.
Меня его слова ранят почти физически. Мне жаль его маму. И жаль свою, потому что она связалась с таким ужасным человеком. Мне определённо нужно с ней поговорить…
Так как я молчу, Остап вновь поворачивается набок и придвигается чуть ближе. Внезапно протягивает руку к моему лицу и подушечками пальцев нежно проводит по щеке.
– Скажи, снежинка… Ты что-то почувствовала, когда Нестеров был так же близко, как я сейчас?
Моё сердце прямо сейчас готово выпрыгнуть из груди. Мурашки бегут по позвоночнику, а дыхание застревает где-то в горле.
Я и близко не чувствовала ничего подобного.
Просто качаю головой, не в состоянии ответить на вопрос Остапа. Его пальцы с моей щеки устремляются к губам и, едва уловимо касаясь, проходятся и по ним.
Моё тело цепенеет. А гипнотический взгляд серых глаз становится ласковым, показывает, что я могу ему верить. Остап смещается ещё ближе, теперь его голова ложится на мою подушку.
– Хорошо, что ты здесь, – говорит он, убирая руку от моего лица. – Правда, я не вру. Мне очень спокойно рядом с тобой.
Он меня больше не трогает… Но вот его лицо, да и всё тело находятся настолько близко, что наши носы почти соприкасаются. А дыхание парня обжигает мои губы.
– Почему ты не можешь переночевать в комнате матери? – нервно выпаливаю я, чтобы заполнить неловкую паузу.
– Потому что он был с ней там, на её кровати, – отвечает Остап брезгливо, и я тоже чувствую мерзость внутри себя.
Чтобы как-то сгладить неловкость, нахожу его руку под одеялом и сжимаю. Он тут же переплетает наши пальцы и закрывает глаза.
– Спи, Варь, – произносит шёпотом. И, тяжело вздохнув, вновь опаляет мои губы жаром.
К моим щекам невольно подбирается румянец от собственных мыслей, заполняющих голову.
Увлечённость этим парнем колоссально разрослась в размерах, и я уже не могу ничего контролировать. Хочется вновь ощутить вкус его губ, как бы нескромно это ни звучало. Сейчас я напоминаю себе подружку Динку, ведь только она в нашей компании страдала по парням и постоянно в кого-то влюблялась.
А я – нет! Со мной это впервые!
Остап открывает глаза.
– Ты даже не пытаешься уснуть, Варь, – говорит он так, словно хочет меня отчитать.
– Я всё ещё не хочу, – коротко улыбаюсь. – Выспалась в машине. Но ты спи, я не против.
Он хмыкает, растягивая губы в сногсшибательной улыбке.
– Мне восемнадцать, Варь. И я не так уж и целомудрен, в отличие от тебя. Поверь, когда ты так близко, мне уснуть намного сложнее, чем тебе. Но я, как видишь, ни на чём не настаиваю.
Мама дорогая! Сейчас я точно сгорю со стыда… Ну или от пламени, бушующем в моих венах.
Лицо начинает пылать с новой силой, я отпускаю руку Остапа и подкладываю обе свои под щёку. Парень улыбается ещё шире и ещё провокационнее.
– Напугал тебя, да?
Качаю головой, и сдавленное «нет» повисает между нами.
– Вижу, что напугал, не спорь, – не соглашается Остап. – Это мне в тебе и нравится, Варь. Твоя неопытность. Сложно в двадцать первом веке найти кого-то, хоть отдалённо напоминающего тебя. В основном девчонки все настолько испорченные, что фору даже мне дадут. А ты чистая, светлая, непорочная. Не уверен, что достоин тебя, если честно.
Мне нечего ему сказать. Вообще-то, я не считаю себя какой-то особенной. Скорее, этаким синим чулком в этом легкомысленном обществе двадцать первого века. И я всегда считала это минусом, а не плюсом. И сейчас не особо верю в его слова. Ведь зачем стараться ради такой неумёхи, как я, когда вокруг всяческое изобилие в свободном доступе?
Остап явно чувствует себя неуютно от моего молчания и смещается ещё ближе ко мне. Серый взгляд магнетически притягивает меня, и я перестаю дышать. Облизываю пересохшие губы кончиком языка, и Остап тут же произносит:
– Всего один поцелуй, снежинка. Всего один. Обещаю, больше ничего не будет…
Глава 24
– Всего один поцелуй, снежинка… Всего один. Обещаю, больше ничего не будет.
Возможно, она мне не верит. И сто процентов – боится. И мне нужно бы отступить, силой вытолкать себя с её половины дивана и постараться уснуть…
Но, вопреки здравому смыслу, я кладу ладонь на её затылок. И тут же чувствую, как Варя вздрагивает.
– Я не думаю, что это нормально, – говорит она еле слышно, а потом неистово кусает губы.