Попроси меня остаться

Удивление и робкая радость пробились сквозь шок и огорчение. Синьор Фрателли вынул из ящика стола бархатный мешочек и передал его Аллегре. Катерина не сводила глаз с его рук. Рафаэль и Амалия тоже подняли голову. Девушка сжала бархатистую ткань, не желая открывать подарок сейчас, но, по-видимому, все этого ждали. Катерина буквально тряслась от ярости. Казалось, еще миг – и она выхватит драгоценное послание отца из рук Аллегры.

Сделав глубокий вздох, она открыла мешочек и вытянула чудесное жемчужное ожерелье с большим сапфиром в центре – он был в виде сердца и окаймлен бриллиантиками. Украшение когда-то принадлежало бабушке Аллегры со стороны отца, и мать очень любила его носить. При виде знакомой вещи слезы навернулись на глаза девушки. Сейчас она не думала о ценности ожерелья – нет, ее потрясло то, что отец ее вспомнил. Сжав нитку жемчуга в руке, Аллегра стояла, стараясь побороть эмоции, и, когда ей это удалось, кивнула синьору Фрателли.

– Благодарю, – прошептала она по-италь ян ски. Слово моментально всплыло в памяти, точно и не было всех этих лет, проведенных в Нью-Йорке.

– Есть еще письмо.

– Письмо?

Аллегра приняла конверт из рук Фрателли, не веря своему счастью: возможно, наконец она узнает, почему отец ушел от них. Поблагодарив адвоката, она на подгибающихся ногах направилась к двери, не намереваясь открывать письмо под многочисленными взглядами. Она уже начала спускаться по лестнице, когда дверь позади отворилась и голос Рафаэля окликнул ее. Аллегра продолжала идти. Тогда мужчина легко сбежал по ступенькам и коснулся ее запястья. При одном лишь мимолетном прикосновении Аллегра напряглась и выдернула руку.

– Нам не о чем разговаривать.

– Вообще-то есть о чем, – твердо произнес Рафаэль, и девушка невольно повернулась к нему.

– Что ты можешь мне сказать? – спросила она дрожащим голосом. – Ты мне уже отомстил.

– Отомстил? – Губы его сжались в нитку.

– Ты знал вчера, что я его дочь? И тебя… тебя это развлекло, не так ли? Ведь этим самым ты нанес ему еще один удар.

– Я не знал, что ты дочь Мансини, иначе и не прикоснулся бы к тебе. Я вообще не желаю иметь с ним ничего общего – ни с кем из вашей семейки.

Холодный его тон заставил девушку вздрогнуть.

– Почему? Что мой отец сделал тебе?

– Сейчас это не важно.

– Отлично. Тогда нам не о чем говорить! – воскликнула Аллегра, твердо решив вычеркнуть Рафаэля Витали из своей памяти.

– Напротив. Мы не пользовались противозачаточными.

Четыре простых слова заставили ее замереть в ужасе и облизнуть пересохшие от страха губы. Эта мысль не пришла ей в голову, и сейчас Аллегра готова была умереть от стыда за собственную беспечность и наивность.

– Если окажется, что ты беременна, – совершенно спокойно продолжил Рафаэль, – тогда тебе придется мне сказать.

– Зачем? – спросила Аллегра. – Ты же не хотел иметь со мной ничего общего. Так зачем тебе мой ребенок?

– Наш ребенок, – быстро поправил Рафаэль, передавая ей свою визитку. – Разумеется, я надеюсь на лучшее. Но если уж все окажется иначе, знай, что я человек чести. Я не оставляю на произвол судьбы то, что принадлежит мне.

«Надеюсь на лучшее» – то есть на то, что им не придется встречаться больше никогда. Аллегре хотелось порвать визитку на мелкие клочки, но это было слишком по-детски, так что она зажала карточку в кулаке.

– Я не желаю больше разговаривать с тобой.

– Я серьезно, Аллегра.

– И я тоже, – прошипела она, бросаясь бежать по лестнице.

Вернувшись к себе, все еще дрожа от перепалки, Аллегра наконец открыла письмо отца.

«Дорогая Аллегра! Прости старику ошибки, которые он совершал из страха и горя. Я больше заботился о своей репутации, чем о твоей любви, и об этом всегда буду жалеть.

Твоя мать очень любила это ожерелье, но оно твое по праву. Сохрани его для себя и не показывай ей. Я не ожидаю, что ты меня поймешь и уж тем более простишь.

Твой папа».

Перечитывая письмо снова и снова, Аллегра плакала. Что отец имел в виду под словами «заботился больше о своей репутации»? Письмо не прояснило ситуацию, а лишь сильнее все запутало.

Аллегра проспала почти весь полет до Нью-Йорка. Сон был единственным спасением от тревожных, горьких воспоминаний и боли, что застилали сознание, словно пелена, сковывающая движения и мысли. Лишь вернувшись в привычную обстановку в квартирке-студии в Ист-Виллидж¹, она немного пришла в себя. Снизу доносился приглушенный шум автомобилей, едва слышный с шестого этажа. Поприветствовав Антона, старика хозяина, Аллегра заперлась у себя, желая лишь одного – успокоиться, слушая музыку. Автоматически она потянулась к любимому диску Шостаковича, но рука ее замерла на полпути, а сердце упало. Неужели отныне драгоценная мелодия навсегда утеряет для нее свое оча рование? Выбрав другую музыку, Аллегра свернулась в клубочек на диване, обняв подушку и стараясь не разрыдаться.

Тут зазвонил телефон – это была мать.

– И? – требовательно вопросила Дженнифер, не дав дочери сказать и слова. – Он тебе что-то оставил? А мне?

– Поминки были роскошными, – тихо ответила Аллегра.

¹ И с т – В и л л и д ж – микрорайон, расположенный в Манхэттене, Нью-Йорк.