Попрыгунья

 — Надо долить виски. Я его люблю в чистом виде, понимаете?

Дает дамочка, подумал Роджер. И с чего она вообразила, что это так оригинально — любить виски в чистом виде, да еще в таких количествах?

Но протянул ей требуемый напиток.

 — Благодарю. Так лучше. Я хочу сегодня напиться пьяной.

 — Правда? — равнодушно спросил Роджер.

 — Да, мне нечасто этого хочется, но сегодня — да. Знаете, иногда напиться — это единственная стоящая вещь в жизни. У вас никогда не бывает такой потребности?

 — Только дома, — отрезал Роджер с неожиданной чопорностью, отметив, что этот набор реплик он сегодня уже слышал в изложении других гостей — почти что слово в слово. Очевидно, миссис Стреттон весьма гордится своим пристрастием к горячительному.

 — О, — отвечала она с легкой укоризной, — напиваться у себя дома не имеет смысла!

Иными словами, понял Роджер, она не скрывает, что работает на публику. Эксгибиционистка, именно так: начинающая эксгибиционистка.

Вслух же он сказал:

 — Кстати, разрешите выразить восхищение вашим костюмом, миссис Стреттон. Он просто превосходен. В точности как у миссис Пирси в музее мадам Тюссо. Я ее сразу узнал. И какая смелость — прийти в платье поденщицы, в такой шляпке и так далее — это при таком количестве конкуренток!

 — Конкуренток? О, это вы о Силии и миссис Лефрой? Но видите ли, мое амплуа — характерная актриса. Костюмные роли меня не интересуют. Костюмную роль сыграет кто угодно, правда?

 — Неужели?

 — Я думаю, да. Правда, лучшая моя роль на самом деле была костюмная. Вы не видели «Милашку Нелл из Олд-Друри»? Нет? Это просто чудо что за роль, но, конечно, она еще и характерная — там мало было уметь носить наряды.

 — Не знал, что вы играли в театре.

 — О да, — миссис Стреттон испустила трагический вздох. — Играла я недолго.

 — До замужества, надо полагать?

 — Нет, после. Но училась еще до. Мне так и не удалось, — трагическим голосом призналась миссис Стреттон, — реализоваться в браке.

 — А на сцене удалось?

 — Какое-то время удавалось. Но это меня тоже не удовлетворяло. Однако в конце концов я нашла себя. Догадываетесь в чем? Думаю, вы должны догадаться, мистер Шерингэм.

 — Я теряюсь.

 — О, а я-то думала, вы сразу поймете! Ведь женщины в ваших книгах такие настоящие. Как же — в воспитании ребенка! На самом деле это единственно возможный способ самореализации, мистер Шерингэм, — проговорила миссис Стреттон с пафосом.

 — Значит, я так и остался нереализованным, — съязвил Роджер.

Миссис Стреттон снисходительно улыбнулась:

 — Я о женщине, разумеется. У мужчин есть тысячи способов реализоваться, не так ли?

 — Безусловно, — согласился Роджер. Интересно, что она подразумевает под этим зануднейшим словом — если она вообще что-то подразумевает. Как бы то ни было, сам он не испытывал ни малейшего побуждения реализоваться ни единым способом из предложенной тысячи.

 — Ваши книги, например, — подсказала миссис Стреттон.

 — Да-да, конечно. Тут я реализовался по полной. Вам налить еще?

 — Такую возможность грех упускать, — ответила миссис Стреттон с несколько тяжеловесной игривостью.

Наливая ей виски, Роджер угрюмо размышлял о целеустремленности, с которой миссис Стреттон сумела за три минуты так повернуть разговор, чтобы затронуть два, очевидно, важнейших достижения своей жизни — что она играла в театре и что у нее есть ребенок. Кроме того, было ясно, что, на ее взгляд, именно эти два момента ее биографии безусловно повышают статус Ины Стреттон в общем мнении.

По мнению же Роджера честь Ине Стреттон делало то, что, несмотря на поглощенное ею за вечер количество виски, она не выказывала никаких признаков приближения единственной стоящей вещи.

 — Благодарю, — произнесла она, беря из его рук вновь наполненный бокал. — Пойдемте на крышу, а? Мне тут душно, в этой толпе. Я хочу смотреть на звезды. Вы не против?

 — Я с удовольствием на них посмотрю.

И прихватив свои бокалы, они вышли на узкую винтовую лестницу, ведущую на плоскую крышу. Там, в середине, три соломенных чучела по-прежнему покачивались в своих петлях. Миссис Стреттон снисходительно улыбнулась:

 — Рональд иногда просто большой ребенок, вам не кажется, мистер Шерингэм?

 — О, это великое дело — суметь кое в чем остаться ребенком, — парировал Роджер.

 — О да, конечно же! Я сама иной раз впадаю в такое ребячество, когда на меня находит.

Край крыши ограждал крепкий парапет. Оба облокотились на него и уставились вниз, в темноту, окутавшую задний двор и кухни, миссис Стреттон, видимо, забыла, что собиралась смотреть на звезды.

Апрельская ночь была тепла и нежна.

 — Господи, — вздохнула миссис Стреттон, — какая же я, наверное, дура!

Роджер замешкался, выбирая между любезным «Ну что вы!», грубоватым «Почему?» и не слишком тактичным, но поощрительным «Да?»

 — Этой ночью меня поневоле тянет заглянуть в себя, — продолжила его собеседница, не дожидаясь, пока он определится с выбором.

 — Правда? — спросил он без энтузиазма.

 — Да. А вам часто хочется заглянуть в себя, мистер Шерингэм?

 — Бывает. Но я стараюсь не потакать этому желанию.

 — Это чудовищно, — сказала миссис Стреттон с мрачным удовлетворением.

 — Я вам верю.