Попугай Флобера

А если мы испытываем склонность к толкованию, то можем приглядеться к этому эпизоду повнимательнее. Разве это не примечательное историческое совпадение – величайший европейский романист XIX века знакомится у пирамид с одним из самых скандальных литературных персонажей XX века? Что Флобер, едва отдышавшись после забав с мальчиками в каирских банях, наталкивается на имя набоковского совратителя несовершеннолетнего американского девичества? И к тому же кто по профессии этот одноствольный вариант Гумберта Гумберта? Он frotteur. В дословном переводе с французского – полотер; но вдобавок это сексуальный извращенец, который ищет прикосновений в толпе.

И это еще не все. В иронии есть своя ирония. Из путевых заметок Флобера выясняется, что визитную карточку там пришпилил не месье Полотер; ее оставил проворный и предусмотрительный Максим Дюкан, который вырвался вперед в лиловую ночь и подготовил маленькую западню, чтобы порадовать друга. Эта информация влияет на наше восприятие: Флобер становится занудным и предсказуемым, Дюкан превращается в остроумца, денди, начавшего упражняться в модернизме раньше, чем модернизм заявил о себе.

Но продолжим читать. Если мы обратимся к письмам Флобера, то обнаружим, как несколько дней спустя он пишет матери о sublime surprise от неожиданного открытия. «Подумать только – я специально вез ее с собой из Круассе, но не я ее туда поместил! Негодяй воспользовался моей забывчивостью и обнаружил как нельзя более уместную карточку в глубине моего шапокляка». Все становится еще более странным: Флобер, покидая дом, заранее готовил спецэффекты, которые позже покажутся в высшей степени характерными для его мировосприятия. Иронии плодятся, реальность отступает. И – чисто из любопытства – зачем он брал с собой шапокляк на пирамиды?

2. Что взять на необитаемый остров

Гюстав считал летние каникулы в Трувиле – проведенные между попугаем капитана Барбея и собакой госпожи Шлезингер – одним из немногих спокойных периодов своей жизни. Вспоминая об этом в осеннем свете своих двадцати пяти годов, он говорил Луизе Коле: «Главными событиями моей жизни были некоторые мысли, чтение, кое-какие закаты на море в Трувиле и долгие, пяти-, шестичасовые, разговоры с другом [Альфредом ле Пуатевеном], который ныне женат и для меня потерян».

В Трувиле он познакомился с Гертрудой и Гарриет Коллиер, дочерьми британского военно-морского атташе. Кажется, обе в него влюбились. Гарриет написала его портрет, который потом висел над камином в Круассе, но он больше симпатизировал Гертруде. О ее чувствах можно догадаться по тексту, который она написала несколько десятилетий спустя, после смерти Гюстава. В стиле романтической беллетристики, без настоящих имен, она хвастается: «Я любила его страстно, с обожанием. Годы пролетели над моей головой, но я никогда не испытывала такого поклонения, такой любви и одновременно страха, которые тогда овладели моей душой. Что-то говорило мне, что я никогда не смогу ему принадлежать… Но в потаенных глубинах моего сердца я знала, как истово я смогла бы его любить, почитать и слушаться».

Цветистый мемуар Гертруды вполне может быть фантазией; в конце концов, что сравнится в сентиментальном очаровании с мертвым гением и подростковыми приморскими каникулами? Но не исключено, что это правда. Гюстав и Гертруда на протяжении десятилетий не упускали друг друга из виду. Он послал ей экземпляр «Госпожи Бовари» (она поблагодарила его, назвала роман «чудовищным» и процитировала ему Филипа Джеймса Бейли, автора «Фестуса», – о долге писателя преподавать нравственные уроки читателю); а через сорок лет после той первой встречи в Трувиле она приехала навестить его в Круассе. Светлокудрый красавец-кавалер ее юности был теперь лыс, краснолиц и почти беззуб. Но его галантность оставалась в добром здравии. «Старинный мой друг, моя юность, – писал он ей потом, – в те долгие годы, что я жил, не зная о том, что с вами сталось, не было, наверное, ни единого дня, когда бы я не мечтал о вас. Вот так-то».

В один из этих долгих годов (а именно в 1847-м, через год после того, как Флобер делился с Луизой воспоминаниями о трувильских закатах) Гертруда дала обет любить, почитать и слушаться другого человека – английского экономиста по имени Чарльз Теннант. Пока Флобер медленно завоевывал всеевропейскую писательскую славу, Гертруда сама опубликовала книгу; она отредактировала и издала дневник своего деда под названием «Франция накануне Великой революции». Она умерла в 1918 году в возрасте девяноста девяти лет. У нее была дочь Дороти, которая вышла замуж за путешественника Генри Мортона Стэнли.