Попугай, который знал Папу

Друзья Папы встречаются Гаване предаться воспоминаниям над бутылкой и птицей тчк телеграфируйте свою цену или привезите собой чековые книжки, и непредвзятость тчк раньше сел больше съел тчк белое мясо но по расценкам икры тчк могут быть проданы исключительные права кино телевидению прессе любой страны тчк с любовью тчк Шелли сами знаете какой тчк

О боже, ещё раз подумал я и уронил телеграмму на пол: Шелли дал мне список тех, кому она была послана.

«Тайму». «Лайфу». «Ньюсуику». Скрибнеру. Саймону и Шустеру. «Нью-Йорк таймс». «Крисчен сайенс монитор». Лондонской «Таймс». «Монд». «Пари-матч». Одному из Рокфеллеров. Нескольким Кеннеди. Си-би-эс. Эн-би-си. Эм-джи-эм. Братьям Уорнерам. «Твентис сенчури — Фокс». И так далее, и так далее, и так далее. Списку не видно было конца, как моему всё ухудшающемуся настроению.

Шелли Капон бросил на стол, около клетки, охапку ответных телеграмм. Я быстро их проглядел.

Все, буквально все сейчас были уже в воздухе. Реактивные лайнеры мчались сейчас в Гавану со всех концов света. Пройдёт два часа, четыре, самое большее шесть, и Куба будет уже кишеть литературными агентами, издателями, дураками, просто дураками, плюс контрразведчиками, потенциальными похитителями и белокурыми красотками, которые надеются увидеть себя на обложке журнала с этой птицей на плече.

Я прикинул: возможно, у меня есть ещё полчаса, а то и больше, для того, чтобы что-то сделать, что — я пока не знал.

Шелли толкнул меня локтем.

— А кто послал тебя, дорогуша? Ты знаешь, что ты первый? Предложи хорошую цену, и, может быть, птица будет твоя. Конечно, я должен буду рассмотреть и другие предложения. Но, вообще говоря, не исключено, что здесь станет тесно и противно. Я уже немного в панике от того, что я сделал. Очень может быть, что я захочу продать задёшево и смыться. Потому что, ты ведь это понимаешь тоже, целое дело вывезти попугая из страны, так? Чёрт возьми, Раймундо, кто же всё-таки тебя послал?

— Кое-кто, но теперь это уже совсем не важно, — задумчиво сказал я. — Приехал я от чужого имени. Уеду — от своего. С этой минуты есть только птица и я, остальное не играет роли. Папу я читал всю жизнь. Теперь я знаю: я приехал потому, что не приехать не мог.

— Боже мой, альтруист!

— Ты уж прости меня за это, Шелли.

Зазвонил телефон. Шелли схватил трубку. С минуту проболтал оживлённо, сказал, чтобы его подождали внизу, положил трубку и победоносно на меня поглядел.

— Эн-би-си уже в вестибюле. Хотят записать часовое интервью с Кордовой. Суммы называют шестизначные.

Словно тяжёлую ношу взвалили на мои плечи: они согнулись. Снова зазвонил телефон. На этот раз, к собственному своему удивлению, трубку схватил я. Шелли вскрикнул. Но я ответил:

— Да?

— Сеньор, — сказал мужской голос, — тут сеньор Хобуэлл, говорит, что от журнала «Тайм».

Я представил себе следующий номер «Тайма»: голова попугая на обложке и шесть страниц текста.

— Скажите, чтобы подождал, — и я положил трубку.

— «Ньюсуик»? — попробовал отгадать Шелли.

— Нет, тот, другой, — сказал я.

— Наверху, в тени холмов, снег был сухой, — сказал голос из-под платка.

— Заткнись, — сказал я тихо и устало. — Заткнись, чёрт бы тебя побрал.

В дверном проёме позади нас появились тени: прибывали и заходили в комнатушку друзья Шелли Капона. Их становилось всё больше, и я начал дрожать и потеть.

И почему-то я начал подниматься на ноги. Моё тело намеревалось сделать что-то — что именно, я пока не знал. Я смотрел на свои руки. Вдруг правая рванулась. Свалила клетку, открыла проволочную дверцу и метнулась внутрь — схватить птицу.

— Нет!

Будто грохочущая волна обрушилась на берег — такой звук вырвался из гортаней собравшихся. Вид был у каждого такой, как будто его ударили в живот. Каждый, выдохнув воздух, подавался вперёд, но к тому времени, когда все они уже кричали, я попугая из клетки вытащил. Держал я его за шею.

— Нет! Нет!

Шелли на меня прыгнул. Я ударил его ногой по голеням. Он взвыл и опустился на пол.

— Не двигаться! — сказал я и едва удержался от смеха, услышав из своих уст это старое клише. — Видели, как свёртывают голову курам? У этого попугая шея тонкая. Повернёшь — и конец. Чтобы никто не пошевелился!

Никто не шевелился.

— Ну и сукин же ты сын, — сказал Шелли.

Я ждал: вот сейчас они все разом на меня набросятся. Ясно себе представил, как меня бьют, а когда мне удалось вырваться и я убегаю от них по пляжу, эти каннибалы берут меня в кольцо и пожирают, в духе Теннесси Уильямса, с ботинками и всем прочим. Я испытывал жалость к своему скелету, который найдут на центральной площади Гаваны завтра на рассвете.

Но они не убили меня и даже не поколотили. И я понял: пока мои пальцы сжимают шею попугая, который знал Папу, я могу здесь стоять хоть до второго пришествия.