Попугаи с площади Ареццо

Она торопилась как могла, хотя в принципе не умела спешить, тем более что заниматься собой всегда доставляло ей большое удовольствие.

Она облачилась в светло-бежевый брючный костюмчик из замши, купленный в Сен-Тропе, прыгнула в машину и доехала до «Галереи Ла Рен», кафе, в котором у нее была назначена встреча.

Проследив за Филиппом, она узнала координаты той самой Фатимы, его нынешней пассии, о которой ей рассказала Роза Бидерман. Вчера она позвонила Фатиме, сообщила, что это «Сонья, подруга Филиппа Дантремона», и предложила ей встретиться где-нибудь на людях «исключительно в мирных целях, для вашего же блага, то есть ради вас и ради Филиппа, прошу вас мне верить».

Ева выбрала место в глубине зала, между старинными плакатами в стиле ар-деко, рекламирующими исчезнувшие уже ликеры, и стойкой с десертами. Она не сняла темных очков: это прибавит их встрече таинственности.

Впрочем, Фатима искала ее недолго. Войдя в зал, она тут же заметила Еву и направилась прямо к ней.

Ева чертыхнулась про себя. Фатима была хороша: волосы как вороново крыло, обжигающий взгляд, благородная посадка головы и персиковая кожа. Интересно, ей огорчаться или поздравить себя с такой соперницей?

— Здравствуйте, Фатима, я — Сонья.

— Здравствуйте, — ответила та, даже не пытаясь казаться дружелюбной.

Она села напротив Евы и уставилась на нее.

— Что вы будете пить? — спросила Ева.

— Лимонный сок с водой.

— О, он же такой кислый!

Фатима пожала плечами, показывая, что мнение незнакомки ее не интересует.

«Отлично, — подумала Ева, — она считает меня дурой».

Когда принесли напиток, Фатима поднесла стакан к губам, потом подняла глаза на Еву:

— Так зачем мы здесь?

Ева сняла темные очки.

— Я не говорила Филиппу, что встречусь с вами. Я хотела с вами поговорить, потому что знаю, его не изменишь, мне ведь уже не первый раз приходится делить его с другими женщинами.

— Что?!

— Подумаешь, одной женщиной больше в придачу к жене…

В глазах Фатимы мелькнул ужас.

А Ева продолжала подчеркнуто непринужденно:

— Я уже много лет как любовница Филиппа.

— Что, и сейчас тоже?

— А где он бывает через день, в шесть вечера? Может быть, вы думаете, что он, как он сам говорит, много работает или отправляется домой, к семье?

Фатима задохнулась.

— Во-первых, имейте в виду, что Филипп редко видится с семьей, — у него непростые отношения с его старшим сыном Квентином, а во-вторых, он довольно мало работает. Он владеет акциями фирмы, созданной его отцом, известной международной корпорации. Он живет на ренту и наследство, хотя и внушает всем, что трудится в поте лица.

Еве доставляло изысканное удовольствие рассказывать все это наисладчайшим голосом, во-первых, потому, что это была правда, а во-вторых, потому, что ей нравилось насмехаться над Филиппом.

Пораженная Фатима не отрывала глаз от стакана, который сжимала всеми десятью пальцами.

— Короче, не волнуйтесь. Если Филипп вам дорог — я ведь правильно поняла? — нужно принять его таким, каков он есть. Но сам он вам об этом не расскажет. Вот я и пришла вам помочь.

Фатима вздрогнула. Ей явно хотелось сбежать. И Ева без промедления продолжила:

— Он говорит с вами о своей жене?

— Нет. Он сказал, что она скучная унылая толстуха.

— Напротив, Одиль — очаровательная женщина, и, хотя он ей изменяет, он по-прежнему в нее влюблен! Чудовищно, как она им вертит все эти годы. А обо мне он упоминал?

— Ни разу!

— О Сонье?

— Ни разу.

— А о Еве?

— А кто эта Ева?

— Ну вот видите, какой он! Скрытный… Притворщик… Ну он просто не может иначе! Хотя он славный мужик и добрый. Я в этом сто раз убеждалась. Вот с детьми он так славно обращается…

— С какими детьми?

— С нашими.

— С вашими?

— Ну, которых я ему родила.

— Вы?!

— У нас мальчик и девочка, Тельма и Луи.

В этот момент Ева подумала, что назвала не слишком удачные имена, но она заметила, что Фатима, которая с каждой минутой все больше распалялась, не обратила внимания на эту деталь.

Ева приготовилась нанести последний удар и достала из сумочки фотографию:

— Смотрите, вот мои крошки. — И она протянула Фатиме снимок, где она была в обществе Филиппа и двоих детей, трех и пяти лет. — Правда, похожи на него? У Филиппа сильные гены, гены Дантремонов.

Кровь отхлынула от лица Фатимы. Она ругалась по-арабски. Ева дала ей немного попсиховать, а потом схватила ее за руку:

— Фатима, я ведь не ревную. Вы можете с ним видеться, можете рожать с ним детей, мне абсолютно не жалко. Только потребуйте заранее, чтобы он отписал на них какую-нибудь приличную сумму. У меня на это ушли годы. Настоящая битва была. Сперва он отказывался, боялся, что это ущемит права его официальных детей. Но в любом случае моим детям или вашим нет никаких оснований рассчитывать на наследство, потому что, во-первых, это будет только лет через двадцать, а то и тридцать — дай бог, чтобы попозже, — а во-вторых, кто знает, сколько таких окажется — ну, его внебрачных детей, которые потребуют свою долю? Так что если не принять меры прямо сейчас, нам потом достанутся одни объедки. Но я-то в конце концов добилась, чтобы он открыл на мое имя счет в Швейцарии, и теперь он кладет туда деньги.