Попугай с семью языками

С каждым разом я приближаюсь еще на шаг к своему имени.

Я продвигаюсь, отмечая бесплодные области.

Зная с точностью, где его нет, я приближаюсь к нему через цепь неудач.

Американка (из разговоров в кафе «Ирис»).

— Поторапливайся, Пили, я жду уже два часа.

— Помнишь, куцехвостенький…

— Куцехвостенький?

— Так индейцы называют собак с обрубком хвоста. Знаешь, что с ними делают?

— Нет.

— Им откусывают хвост. Чтобы не забывали, кто у них хозяин. Так вот, куцехвостенький, ты обещал мне полностью подчиняться во всех личных делах.

— Но, Пили, там министры, епископы, генералы, воинские части. Под палящим солнцем!

— Подождут. Пусть знают, что в государстве есть власть. Не волнуйся, Ринтинтин. Еще чуть-чуть блесток, и мое нижнее белье готово. А пока я надену на тебя ошейник, и ты пробежишься по комнате.

— О нет! Я уже помочился во всех углах и наложил два раза на ковер. Что ты еще от меня хочешь?

— Мало.

— Я не могу больше тужиться.

— Ты меня не любишь.

— Ну хорошо, хорошо, не плачь. В следующий раз ты будешь оттаскивать меня от ножки стула силой.

— Или при помощи ледяного шампанского.

— Если я выпью, то не смогу огласить в Сенате проект закона о девальвации.

— Видишь? Ты меня не любишь!

— О’кей, мы сделаем это. Но только завтра. Сегодня я уже не выдержу…

— У тебя пока что не пропал голос. Спой «Джингл беллз», как цирковой песик.

Президент закатал фалды своего фрака, встал на колени и, задрав голову, затянул рождественскую песню, время от времени завывая. В это время Пили яростно мастурбировала, лежа на кровати.

Телефонный звонок. Пришла горничная с одеждой госпожи супруги президента. Геге велел ей ждать у аппарата, сунул трубку под подушку, охваченный нетерпением, отсчитал пятнадцать минут, слушая стоны и крепкие словечки, издаваемые женой в экстазе. Потом приказал:

— Неси немедленно, дрянная девчонка! Почему так поздно?

Пили захотела надеть под свой строгий костюм трусики, лифчик и пояс для чулок, усыпанные золотыми блестками, и кроме того — с овальной вставкой из жемчужин и розовых перьев на лобке.

— Думая о том, что у меня внизу, я буду все время в возбуждении.

Шестерых солдат уже унесли на носилках. Если так пойдет и дальше, все получат солнечный удар — или дельфиндилы сойдут с ума и сожрут их. Этих тварей следовало постоянно обливать водой. Животные, хотя и выказывали повиновение (каждого удерживали три человека) скалились, показывая ряды острых клыков: перекусить дубовое полено для них было нипочем. Впервые американские военные показывали свою сверхсекретную помесь дельфина и крокодила. Геге и Пили с гордостью принимали парад, давая путевку в жизнь новому оружию. Глядя на министров и генералов, насквозь промокших от пота, улыбавшихся с видом сардин из жестяной банки, Его Превосходительство вынашивал далеко идущие планы. Если он будет обладать тайной скрещивания… Но вид кардинала Бараты вернул его к реальности. То был сухой старик, густобровый, со ртом, напоминавшим клюв вьюрка, узловатыми пальцами и сплющенным задом (из-за чего передвигался мелкими шажками). Бррр! Жить в этом иссохшем теле — какой ужас! Для этого полубесплотно-го существа грех был рассеян всюду. Поэтому он, Геге, должен пройти монашеской поступью по хвосту спящего тигра. Союз с римской церковью позволил ему усесться в красное президентское кресло — но внимание! Этот старикашка способен объявить самбу нечестивым делом. Хорошо бы посыпать его четки кокаином. Хе-хе! Что там самба — он сплясал бы канкан! Но поглядите, как он благословляет президента крестным знамением — так мелко и скупо, словно съежился после ванны.

Его Превосходительство Господин Президент поприветствовал национальное знамя, гражданских, военных и духовных чинов — когда он целовал кардинальский перстень, запах, исходивший от истукана в лиловой рясе, заставил его поднять бровь: «наверняка он никогда не моет рук» — и американских гостей с дельфиндилами на поводках, заглушавшими звуки оркестра сильнейшим ревом.