Попугай в медвежьей берлоге

После декламации он с надеждою глядит на меня черными окосевшими глазами и спрашивает:

– Ну, как тебе?

– Неплохо-неплохо, – отвечаю я и выливаю остатки арака себе в глотку. Других развлечений у меня в городе нет. Это еще хорошо, что Халид живет по соседству и приходит, а так бы и не знаю… Судите сами: в городе нет ни одной улицы, где можно прогуляться вечерком, в кафе одному сидеть – хуже не придумаешь, нет в городе ни кинотеатров, ни парков. Безлюдно, темно, и сильный ветер дует. Да и улицы какие-то недружелюбные, пустые. По ним бродят семейные арабы с детьми и колясками или же просто носится туда-сюда озорная ребятня. Не знаю, в городе у меня нет любимого места. Два ресторана на окраине – мрачные, и делать там, кроме как чревоугодничать, больше нечего. В гости никто не зовет, в друзья никто не набивается. Повеситься от скуки можно, потому что пить одному не комильфо. Пить одному – мерзко и отвратительно. Пока я не познакомился с Халидом, один раз попробовал напиться в одиночку. И что со мной было? Я вел себя как дурак, как болван соломенный. Бродил из угла в угол по квартире, разговаривал со стенами, жаловался стенам, плакался стенам, смеялся со стенами и заснул. Когда проснулся – чувствовал себя скверно не от выпитого алкоголя, но от дурости, которая на меня напала.

Вот вам еще одно свойство пьяного Халида: он может ни с того ни с сего заснуть. Сидит человек, выпивает с вами, поддерживает разговор, арабские анекдоты рассказывает – и тут брык… храпит! Голову назад откинул и храпит, заснуть он может как стоя, так и на стуле. Для меня всегда было загадкой это его умение мгновенно засыпать. Вот и сегодня он вырубился после третьего стаканчика. Мне стало неудобно и не по себе. Я громко позвал его.

Халид открыл глаза и продолжил рассказывать историю с того места, на котором завис. Рассказывал он мне про то, как заработал деньги на новенький автомобиль «Лада», и то, как издал двухтысячным тиражом собственную книгу рассказов. Да, он уже давно писал рассказы, он мне и книгу подарил: на первой странице имелась его фотография, на которой он был в традиционной сирийской одежде. По игривым глазкам я понял, что фотографировался он тоже пьяненьким. Ничего против пьющих людей я не имею. Я против неадекватных идиотов, буянов и вредителей. А такие встречаются и среди убежденных трезвенников, и среди мусульман, и среди христиан. Человек – мясо с костями, и никуда от этого не уйдешь. Мясо с костями сплетничает о мясе с костями, мясо с костями влюбляется в мясо с костями, мясо с костями рождает мясо с костями, и так далее и тому подобное. Вопрос в том, способен ли ты взрастить танцующую звезду внутри себя?

– Триста километров отсюда, в округе Хама, есть плодородные земли, – рассказывает Халид. – Я взял в аренду много земли и засеял их кукурузой. Хвала Аллаху милостивому и милосердному, кукуруза взошла, и я заработал много денег. На следующий год кукуруза не взошла… и как это говорят… я сильно сгорел?

– Прогорел, – поправил я.

– Моя бывшая жена много ругалась и гуляла, – заявил Халид, проглотив порцию спиртного. – Сейчас у меня хорошая жена и дети хорошие…

Внезапно голова его откинулась назад, и он громко протяжно захрапел.

– Халид! Халид!

– Что такое?

– Ты спишь?

– Нет, я не сплю.

– А что ты делал?

– Я задумался.

– Мы будем еще пить?

– Давай.

– Тогда я сбегаю за бутылкой. Посиди тут. Я быстро.

– Хорошо, давай, хабиби…

Только я провернул ключ в замочной скважине на два оборота, как сразу же послышался храп.

Я спустился по лестнице, прошел небольшую мечеть с высоким минаретом и отыскал открытую лавку на новом базаре. Все лавки кроме одной были заперты, у бровки рядом с желтыми иранскими машинами паслись таксисты, они поприветствовали меня кивками и предложили подвезти. Отказавшись, я зашел в лавку. Государственных продовольственных магазинов в Сирии практически нет, все отдано в руки мелких предпринимателей. Большие магазины и супермаркеты отсутствуют даже в Дамаске и Алеппо.