Подробнее следует остановиться на парах категорий свобода – необходимость и случайность – закономерность. На первый взгляд свобода и необходимость друг друга исключают, ведь свобода – это отсутствие какого-либо внешнего принуждения, полная произвольность, а необходимость, наоборот, – наличие внешнего принуждения, непроизвольность. Однако при более пристальном взгляде на свободу и необходимость оказывается (с точки зрения и гегельянства и марксизма), что они диалектически взаимосвязаны. Приведем простой пример. Допустим два человека заблудились в лесу. Один из них, пытаясь выйти из него, движется совершенно свободно в любом произвольно выбранном направлении. Когда угодно он может изменить свой путь и идти куда заблагорассудится, будучи абсолютно свободным. Только, действуя таким образом, он вряд ли выберется из леса. Другой заблудившийся, наоборот, ориентируется по звездам и идет в неком определенном, строго заданном направлении, никуда не отклоняясь от него. Понятно, что в этом движении он несвободен, но именно поэтому ему удается выйти из леса и обрести свободу. Как то ни удивительно, свобода заключается в познании необходимости и ее практическом использовании. Говоря иначе, свобода – это познанная необходимость.
То же можно сказать о случайности и закономерности. На первый взгляд – это взаимоисключающие противоположности. Никто, наверное, не будет отрицать наличие в мире закономерности. Еще древние философы говорили, что если бы ее не было, то все представляло бы собой сплошной хаос, в котором невозможно было бы разобраться: муравьи могли бы рождаться от слонов, а мыши – от крокодилов, окружность запросто могла бы быть треугольником, а Солнце – планетой и т. д. и т. п. Но если в мире присутствует упорядоченность и закономерность, то что же тогда представляет собой случайность? И гегелевская, и марксистская диалектика утверждает, что случайность – это форма реализации закономерности, ее дополнение: закономерность пробивает себе дорогу через массу случайностей. Говоря иначе, случайность – это неопределенность в проявлении (осуществлении) закономерности по месту, времени и форме (событие неизбежно должно произойти, но неизвестно где, когда и как оно совершится). Например французский ученый Анри Беккерель открыл явление радиоактивности случайно: урановая соль оказалась в одном шкафу с фотопластинкой. Однако не будь этой случайности, радиоактивность все равно была бы обнаружена, так как это открытие было подготовлено всем ходом развития науки, было закономерным (возможно, что оно могло бы быть сделано в другое время и в другом месте, и – не Беккерелем, но оно не могло бы вообще не быть сделанным).
7. «Нам здешний мир так много говорит» (Фейербах)
Гегель считал, что за видимым нами физическим миром стоит неощущаемая духовная реальность, которая и является подлинным или истинным существованием. Однако с не меньшим основанием можно было бы предположить, что никакой идеальной действительности нет, а есть только нас окружающее и чувственно воспринимающееся, и единственная реальность – это природный мир, что и сделал последний представитель немецкой классической философии Людвиг Фейербах. По его мнению, понятия «Бытие», «природа», «реальность» обозначают одно и тоже. Можно, конечно же, при желании усмотреть за телесными объектами что угодно и нафантазировать любые неявные причины и скрытые основания (разумеется, обладающие идеальной природой) всего, что мы видим вокруг себя. Но стоит ли это делать, когда в том нет никакой надобности? Зачем сочинять еще какую-то реальность, помимо ощущаемой нами? Неужели нам мало одной? Или, может быть, считать, что она одна – скучно и неинтересно и поэтому непременно надо предположить вторую? Или невозможно объяснить существующее одними только естественными причинами? Но в том-то все и дело, что можно, говорит Фейербах. Прежняя философия прибегала к представлениям о высшем и запредельном, потому что люди мало знали и многого не понимали, теперь же (когда мы значительно продвинулись вперед в области познания) – самое время отбросить вымыслы и объяснить мир из него самого. Натурализм и атеизм должны стать главными чертами грядущей философии, которую немецкий мыслитель называл «новой философией» или «философией будущего». Основная ее идея прекрасно может быть выражена словами Фауста у Гете: