Популярная история евреев

Можно понять и оправдать подозрительность, с которой евреи воспринимали радикальное изменение отношения к себе. Яблоко, что им протянула богиня революции, было порченым. События 1789 года стали продуктом французского просвещения, которое было в высшей степени антиклерикальным и в глубине своей враждебным религии как таковой, и в таком случае тут возникала проблема. Писателям во Франции XVIII века позволялось многое, но прямые нападки на католическую церковь были опасны, а тут им пригодились труды Спинозы. Озабоченный тем, чтобы найти рациональный подход к истине, содержащейся в Библии, он неизбежно разоблачал суеверия и мракобесие религии раввинов. Он указывал путь к радикальной критике христианства, но при этом собирал материал для осуждения и иудаизма. Французским философам хотелось бы последовать за ним в первом вопросе, но им казалось, что безопаснее сделать это, сосредоточившись на втором. Вот так и получилось, что они вернулись к старому аргументу Св. Августина, что иудаизм свидетельствует в пользу правоты христианства. Однако он свидетельствовал скорее о его выдумках, суевериях и лживости. Они видели в иудаизме христианство, доведенное до карикатуры, и именно на критике этого маскарада они сосредоточились. Вот, говорили они, пример того, как дурно влияет на людей порабощение религией.

В своем «Философском словаре» (1756) Вольтер утверждал, что абсурдны попытки современного европейского общества заимствовать свои фундаментальные законы и верования у евреев. «Их жизнь в Вавилоне и Александрии, которая позволяла личностям приобрести мудрость и знания, лишь способствовала тому, что народ в целом преуспел в науке ростовщичества… Это абсолютно невежественная нация, которая в течение долгих лет соединяла презренную скаредность и отвратительные предрассудки с неистовой ненавистью со стороны всех наций, которые были вынуждены ее терпеть». «Тем не менее, – снисходительно добавлял он, – не стоит их сжигать на костре».

Дидро, редактор знаменитой Энциклопедии, выражался не столь оскорбительно, но в своей статье «Философия евреев» он приходит к выводу, что евреи обладают «всеми недостатками, присущими невежественной и суеверной нации». Барон Гольбах пошел намного дальше. В ряде книг, особенно в своем «Духе иудаизма» (1770), он вывел Моисея как автора жестокой и кровожадной системы, которая растлила и христианское общество, ну, а евреев вообще превратила во «врагов рода человеческого… Евреи всегда демонстрировали свое пренебрежение к самым ясным требованиям морали и законности… От них требовали быть жестокими, бесчеловечными, нетерпимыми, ворами и предателями. Все эти деяния считались угодными Богу». Опираясь на этот антирелигиозный анализ, Гольбах затем свалил в одну кучу все обычные социальные и деловые жалобы на евреев.

В итоге французское просвещение, идя навстречу чаяниям евреев в этот момент, оставляло им довольно мрачное наследие на будущее. Потому что этих французских писателей, и прежде всего Вольтера, широко читали по всей Европе – и подражали им. Вскоре и первые немецкие идеалисты, вроде Фихте, подняли ту же самую тему. Труды Вольтера и его коллег были знаменем и основополагающими документами современной европейской интеллигенции, и поэтому для евреев было трагедией, что в них содержался вирус антисемитизма. Так прибавилось еще одно наслоение в исторически сложившейся громаде антисемитской полемики. Поверх языческого фундамента и христианского подвала возник еще и светский этаж. В каком-то смысле этот этап грозил наиболее серьезными последствиями, поскольку он гарантировал, что ненависть к евреям, которую подогревал так долго христианский фанатизм, переживет даже спад религиозного духа.