Для всех евреев была закрыта любая государственная служба в Москве и Санкт-Петербурге. Теоретически еврей, имевший степень магистра или доктора, мог претендовать на ряд должностей в любом месте, но, как сообщает Вульф, «не пройдя через таинство крещения, еврею практически было невозможно соблюсти все предварительные условия, чтобы стать государственным служащим». В государственных учебных заведениях не было ни одного еврея-учителя. Не было ни одного евреяпрофессора в университетах – только небольшое количество доцентов. Не было евреев в Министерстве юстиции, не было следователей; был один-единственный судья (назначенный во время последнего «либерального» периода). Министерские циркуляры запрещали назначать евреев на полицейские должности; их можно было использовать лишь в качестве шпиков и информаторов. Евреи составляли большинство городского населения в шести ключевых регионах, а во многих городах они были подавляющим большинством; тем не менее им не позволялось ни голосовать, ни быть избранными на муниципальных выборах; в пределах черты оседлости правительство могло их «назначать» только до одной десятой общего количества. Евреи не допускались в суды, в попечительские советы больниц и приютов. С 1880 года им было запрещено практиковать в качестве нотариусов, а с 1890 – в качестве адвокатов (без специального разрешения; по словам Вульфа, за 15 лет такое разрешение не было выдано ни разу). Им запрещалось покупать и арендовать землю, а также быть землепользователями вне пригородов городов и штетлей в пределах черты оседлости. Они не могли даже приобретать землю для кладбища. Так же, как и в случае с воинской службой, евреев обвиняли в том, что они, мол, не желают обрабатывать землю, но на практике существующие порядки делали это просто невозможным, что и погубило немногочисленные еврейские сельскохозяйственные колонии, которые были созданы. Более того, боязнь, что евреи смогут обходить законы о землевладении, привлекая к своим сделкам третью сторону, вызвала к жизни массу дополнительных положений касательно партнерства и акционерных обществ. В результате многие компании стали исключать евреев даже из числа акционеров, и этот факт стал специально отображаться на акциях. Закон не допускал евреев в горную промышленность, и целый ряд положений был направлен на то, чтобы не допустить их к каким-либо сделкам с золотом, нефтью, углем и другими минералами.
После законов о проживании наиболее ненавистными для евреев были антисемитские законы об образовании. Евреи совершенно не допускались в такие высшие учебные заведения, как Санкт-Петербургский институт гражданских инженеров, Военно-медицинская академия, Санкт-Петербургский электротехнический институт, Московская сельскохозяйственная академия, Санкт-Петербургское театральное училище, Харьковский ветеринарный институт и различные горные институты. Их допуск в средние учебные заведения определялся системой квот, или numerus clausus. Они могли занимать там до 10% мест в пределах черты, до 5% – вне ее и всего 3% – в Москве и Санкт-Петербурге. 25 тысячам школ
Антиеврейские законы царской России блистательно способствовали коррумпированию всех элементов государственной службы. Они представляли собой любопытный мост между прошлым и будущим, связывавший средневековые гетто с советским рабским государством. Что им не удалось сделать, так это «решить» еврейский вопрос. Фактически, радикально настраивая евреев, они в конце концов, если так можно выразиться, решили царский вопрос. Несмотря на все ограничения, часть евреев продолжала процветать. Дискриминация базировалась на чисто религиозном основании, и, окрестившись, евреи могли ее полностью обойти – по крайней мере, теоретически. Например, в российском музыкальном мире Антон Рубинштейн (1829—1894) и его брат Николай (1835—1881), дети крещеных родителей, много лет возглавляли Петербургскую и Московскую консерватории и господствовали на музыкальной сцене во время великой эпохи русской симфонии и оперы. Даже некрещеные евреи ухитрялись процветать в быстро развивающейся экономике, занимая сильные позиции в пивоварении, табачной, кожевенной и текстильной промышленности, переработке зерна, банковском деле, кораблестроении, железнодорожном хозяйстве и, несмотря на запреты, в нефтяной и горнодобывающей промышленности.