Реформированный иудаизм больше всего привлекал удачливых бизнесменов, которые становились все более заметными фигурами на американской сцене. Таких, как банкир Джозеф Зелигман (1820—1880), которому президент Грант предложил возглавить Казначейство, и Джейкоб Генри Шиф (1847—1920), который в 1885 году стал во главе фирмы «Кун, Леб энд Компани». Как и в Тридцатилетнюю войну и в Наполеоновские войны, Гражданская война выявила организаторские и финансовые таланты многих еврейских банкиров, подрядчиков и поставщиков обмундирования. С 1860-х годов евреи стали мощной силой в американском бизнесе, особенно в Нью-Йорке. Широкая благотворительная деятельность дала иудаизму мощную структурную опору, причем с неизбежной и сильной либеральной ориентацией. В 1873 году возник Союз американских еврейских конгрегаций, двумя годами позже – Колледж еврейского союза, в 1889 году – Центральная конференция американских раввинов. Питтсбургская платформа (1885), разработанная раввином Кауфманом Колером, отвергавшая все законы Торы, «которые не отвечают взглядам и привычкам современной цивилизации», была стандартным кредо реформированного иудаизма вплоть до 1937 года. Она отвергала старые правила относительно диеты, чистоты и одежды, утверждала, что евреи «уже больше не нация, а религиозное сообщество», отрицала воскресение, небеса и ад, отвергала возврат на Сион и представляла мессианство как борьбу за истину, справедливость и правоту в современном обществе, в котором оно сможет идти рука об руку с другими религиями и людьми доброй воли.
В результате к началу великой эмиграции казалось, что американское еврейство просто обречено на то, чтобы быть одной из нитей драгоценной ткани религиозности Нового Света, неприметно растворяющейся в общем узоре. Однако паника, начавшаяся в связи с бедами 1881 года, необратимо изменила ситуацию. За десятилетие с 1881 по 1892 год евреи прибывали в США в среднем по 19 000 в год; в 1892—1903 годах цифра подскочила до 37 000 в год; а в 1903—1914 годах она вообще достигла 76 000. Между этими двумя миллионами евреев-беженцев и четвертью миллиона крепко стоящих на ногах реформистски настроенных, сильно американизированных «приличных» евреев, которые приветствовали их, было очень мало общего. Первые в большинстве своем говорили на идише, были ортодоксами или хасидами, безумно напуганными, полными суеверий и отчаянно бедными людьми. И тут американское еврейство впервые ощутило страх перед вновь прибывающими, особенно в таких невероятных количествах. Они справедливо рассудили, что в таких условиях неизбежна вспышка антисемитизма.
До этого времени для преимущественно протестантской Америки, как ранее Англии, были характерны противоречия не столько с евреями, сколько с папистами. Но после Гражданской войны, когда стали считать, что евреи на ней наживаются, проявления антисемитизма стали более заметными. В 1876 году один из отелей на побережье в НьюДжерси открыто объявил в газетах, что не будет пускать к себе евреев. На следующий год самому Джозефу Зелигману отказали в размещении в лучшем отеле курорта Саратога. Тогда евреи-бизнесмены купили несколько отелей в Саратоге, в результате чего вокруг Нью-Йорка курортные отели оказались разделенными на те, что пускают, и те, что не пускают евреев. Система стала распространяться на масонские ложи и загородные клубы, а ряд школ и колледжей начали вводить у себя численные квоты на российский манер.
Массовое прибытие бедных евреев-ашкенази в Нью-Йорк, естественно, подпитывало рост этой новой антисемитской субкультуры. Но, что несравнимо более важно, иммигранты вдохнули новую жизнь в американское еврейство. Они преобразовали эту структуру, сползавшую необратимо в нееврейство и в этом смысле обреченную, в абсолютно новое живое существо – в свободный народ, взращенный в терпимой республике, но кричащий о своей вере и природе со всех крыш города, который превратился в величайшую в мире метрополию евреев. Здесь возник подлинный Город-Прибежище; более того, здесь возникло ядро будущей силы, которая со временем будет действовать на мировой арене от лица всех евреев.