Эти предупреждения чаще всего не принимались во внимание. Масштаб заселения территорий приводил к росту цены на землю, и еврейские поселенцы и агентства обнаружили, что арабы – прижимистые продавцы: «Каждый дунам земли, необходимой для колонизации, [приходилось] покупать на открытом рынке, – жаловался Вейцман, – по фантастическим ценам, которые еще возрастали по мере освоения. Каждое улучшение, которое мы производили, поднимало цену на остальные земли в этом районе, и арабские землевладельцы не теряли времени. Мы обнаружили, что приходится устилать палестинскую землю еврейским золотом». В общем, евреи увидели в арабах либо жадных собственников, либо разнорабочих, а потому успокаивали свою совесть, считая, что в любом случае арабы извлекают из сионизма выгоду. Но вместе с тем они, как правило, не замечали арабов, считая их просто частью «декорации». Агад Гаам отмечал в 1920 г.: «С самого начала колонизации Палестины мы постоянно считали, что арабского народа не существует».
Арабский национализм приобрел более решительный характер во время войны, когда арабские войска сражались в обоих воюющих лагерях, и их благосклонности добивались обе стороны. Союзники во время войны надавали бессчетному количеству народностей, в поддержке которых тогда нуждались, множество авансов. Когда наступил мир и пришло время удостовериться в надежности обещаний, арабы поняли, что их просто провели. Вместо великого Арабского государства они получили французские протектораты в Сирии и Ливане и британские протектораты в Палестине, Трансиордании и Иране. Во время драки и торга, которые ознаменовали «мир», выиграл единственный клан – аравийских саудовцев. Главе хашимитов, эмиру Фейсалу, которого поддерживала Англия, пришлось смириться с Трансиорданией. Он хорошо относился к еврейским поселениям, считая, что они поднимут жизненный уровень арабов. «Мы, арабы, – писал он Феликсу Франкфуртеру 3 марта 1919 г., – особенно те из нас, кто получил образование, относятся к сионистскому движению с глубокой симпатией… и приветствуют евреев от всего сердца».
Однако Фейсал переоценил количество и решимость умеренных арабов, готовых сотрудничать с евреями. Англичан не зря предупреждали во время войны, что, если слухи насчет еврейского национального очага подтвердятся, их ждут неприятности. «Политически, – писал один из лучших информаторов-арабов Сайкса, – еврейское государство в Палестине будет означать постоянную угрозу прочному миру на Ближнем Востоке». Руководство британского истэблишмента (Алленби, генерал Болз, начальник штаба, и сэр Рональд Сторз, губернатор Иерусалима) прекрасно знало об этом и пыталось спустить идею национального очага на тормозах. Один из приказов гласил, что Декларацию Бальфура «следует считать совершенно секретной и ни в коем случае не предназначенной для публикации». Был момент, когда они даже предлагали Фейсала сделать королем Палестины. Но тот факт, что британские власти изо всех сил пытались успокоить арабов и поэтому некоторые евреи открыто обвиняли их в антисемитизме, ни на что уже не мог повлиять. Послевоенное возвращение евреев-беженцев из Египта в Палестину и прибытие тех, кто спасался от белогвардейских погромов на Украине, привели к тому, что, говоря словами Гаама, арабы стали начиная с некоторых пор опасаться. В начале марта 1920 г. произошло несколько нападений арабов на еврейские поселения в Галиме; во время одного из них погиб Трумпельдор. Затем последовали арабские бунты в Иерусалиме. Жаботинский, который впервые привел в действие свои силы самообороны, был арестован вместе с другими членами Хаганы, и военный суд присудил его к 15 годам каторги. Были осуждены и посажены в тюрьму и бунтовщики-арабы, в том числе Хаджи Амин аль-Хусейни, который бежал из страны и получил свои 10 лет заочно.