Хватка, с которой лейбористы держали режим под контролем, была крайне крепкой и слабела лишь постепенно. Бегин был, должно быть, единственным партийным лидером в истории, который проиграл 8 выборов подряд, но сохранил свой партийный пост. При последующих премьер-министрах: Леви Эшколе (1963-69), Голде Меир (1969—1974) и Ицхаке Рабине (1974-77) поддержка, оказываемая лейбористам избирателями, постепенно слабела. Конец долгого единоличного правления лейбористов ознаменовался крупными скандалами, что неудивительно, если учесть, что они пренебрегли предупреждением Бен-Гуриона и не отделили партию от государства. В итоге на выборах в мае 1977 г. лейбористы наконец утратили монополию на власть. Они получили голосов на 15% меньше, чем прежде, и всего 32 места в кнессете. Ликуд Бегина получил 43 места, и ему было не слишком сложно сформировать коалиционное правительство. Он выиграл и следующие выборы – в июне 1981 г. После его ухода в отставку в 1984 г. установилось равновесие между Ликудом и лейбористами, что привело к договоренности о создании между ними коалиции, в соответствии с которой партии поочередно управляют страной, назначая премьера. Так Израилю удалось в конце концов прийти к своеобразной двухпартийной системе и избежать единопартийной опасности.
Следует отметить, что различия между израильскими политическими партиями, сколь глубоки и отравлены яростными страстями и историческими событиями они ни были, касались светских проблем и в конечном счете всегда заканчивались прагматическим компромиссом. Более серьезным было глубокое противоречие между светским характером лейбористского государства и религиозностью иудаизма как такового. Проблема была не нова. Требования Закона и требования мира всегда были источником напряженности в еврейском обществе. Это противоречие немедленно вырывалось на поверхность в виде открытого конфликта, как только евреи становились сами себе хозяевами. Вот почему многие благочестивые евреи верили, что евреям лучше жить под властью неевреев. Но при этом они оказывались в зависимости от доброй воли неевреев, на которую, как показала история нового времени, положиться нельзя. Новый Сион был задуман в ответ на антисемитизм XIX века и рожден сразу вслед за Холокостом. Он не был рассчитан на еврейскую теократию, а был политическим и военным инструментом выживания евреев. Короче говоря, в принципе ситуация была аналогична той, что существовала в дни пророка Самуила. Тогда израильтяне находились под угрозой истребления филистимлянами и, чтобы уцелеть, обратились к монархии. Самуил воспринял это изменение с грустью и неодобрением, ибо ясно видел, что монархия, или, как мы бы сказали теперь, государство, находится в непримиримом противоречии с правлением по Закону. В конечном счете он оказался прав. Законом пренебрегли, Бог был разгневан, и последовало вавилонское изгнание. Второе Содружество столкнулось в точности с теми же трудностями и так же погибло. Так евреи попали в диаспору. Согласно сути иудаизма изгнание должно кончиться благодаря метафизическому событию во время, назначенное Богом, а никак не благодаря политическому решению или воле человека. Сионистское государство – просто новый Саул. Предполагать, что это – новая разновидность Мессии, не только неверно, но и богохульно. Как предупреждал великий еврейский богослов Гершом Шолем, оно может лишь породить нового лже-Мессию: «Сионистский идеал – это одно, а мессианский – совсем другое. Они не соприкасаются друг с другом, разве что в пышной фразеологии на массовых сборищах, которые часто вселяют в нашу молодежь дух нового шаббатизма, который должен пасть». Правда, сионисты, которые большей частью были нерелигиозны, а то и вовсе антирелигиозны, нуждались в помощи иудаизма. У них не было выбора. Без иудаизма, без идеи евреев как народа, объединенного верой, сионизм был ничем, всего лишь эксцентричной сектой. Они нуждались и в Библии, поскольку извлекали из нее всякого рода моральные нравоучения, риторику для шумных дискуссий и идеалистических призывов, обращенных к молодежи. Бен-Гурион использовал иудаизм как путеводитель в военной стратегии. Но все это была, по сути, восточноевропейская разновидность еврейского просвещения. В сионизме нет места для Бога как такового. Для сионистов иудаизм – просто удобный источник национальной энергии и культуры, а Библия – что-то вроде основного закона страны. Вот почему большинство религиозных евреев с самого начала относилось к сионизму с подозрением, а то и с открытой враждебностью; некоторые (как мы отмечали) считали, что он – дело рук сатаны.