Популярная история евреев

Евреи ставили во главу угла дидактические задачи литературы и ее общественный характер. Для них она не являлась актом потворства своим личным желаниям. Основная часть книг, составляющих Библию, приписывается конкретным авторам, однако у евреев было принято общественное одобрение и утверждение священных книг. По сути, основа их литературы всегда носила общественный характер, а потому и находилась под общественным контролем. В своей апологии еврейской веры, «Contra Apionem», Иосиф так формулирует этот подход:

«Мы считаем, что не каждому можно быть летописцем… Это – привилегия пророков, которые получают знание о самой далекой и древней истории благодаря божественному вдохновению, снизошедшему на них, а также посвящают себя добросовестному описанию событий своего времени по мере того, как они происходят… Поэтому мы не располагаем неисчислимым количеством взаимно противоречивых книг. Наши книги, по справедливости общепринятые, числом двадцать две, содержат летопись всех времен».

Говоря «по справедливости общепринятые», Иосиф имеет в виду «канонические». Само слово «канон» – чрезвычайно древнее. У шумеров оно означало «тройник» и в дальнейшем приобрело смысл «прямой, вертикальный». Греки стали придавать ему значение «правило, граница, стандарт». Евреи первыми применили его к религиозным текстам. Для них оно значило «данное свыше и неоспоримо верное», «пророческий текст, ниспосланный Богом». Поэтому каждая книга, претендовавшая на канонизацию, должна была иметь своим автором признанного пророка. Канон берет свое начало с написания пяти книг Моисея (Пятикнижия), которые в дальнейшем получили у евреев название Торы. В своем наиболее примитивном виде Пятикнижие восходит, возможно, к временам Самуила. В нынешней своей форме оно представляет собой компиляцию из пяти (а возможно и более) элементов: южного источника, где Бог именуется «Яхве» (происходит от первоначальных текстов Моисея); северного источника, также глубокой древности, где Бог именуется «Элоим»; Второзакония или его частей, одна из «потерянных» книг которого была найдена в Храме во время реформ Иисуса; а также двух отдельных, дополнительных законов, которые известны ученым под названием «Закон Священников» и «Закон Святости», причем оба восходят к тому времени, когда религиозные обряды стали более формализованы, а каста священнослужителей – строго дисциплинированной.

Таким образом, Пятикнижие не является чем-то абсолютно однородным. Однако оно и не является, в противоположность тому, что утверждали некоторые представители немецкого критического направления, произвольной фальсификацией священников эпохи после Исхода, которые пытались навязать людям в узко эгоистичных целях свои собственные религиозные верования, приписывая их Моисею и его времени. Мы не должны допустить того, чтобы наше мнение относительно этих текстов искажалось под воздействием академических предрассудков, которые были взращены гегельянской идеологией, антиклерикализмом, антисемитизмом и интеллектуальной модой девятнадцатого века. Эти тексты содержат внутреннее свидетельство того, что те, кто объединял эти тексты и кто переписывал их после того, как канон сложился (после возвращения из изгнания), были абсолютно убеждены в божественном одухотворении древних текстов, а потому записывали их почтительнейшим и аккуратнейшим образом, в том числе такие части этих текстов, которые они откровенно не понимали. Кстати, Пятикнижие дважды серьезнейшим образом заклинает именем Бога против каких-либо искажений текста: «Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того».