До того я никак не обращал внимания на ее руки. Взглянув на них теперь, я невольно содрогнулся. Вздувшиеся вены, короткие мясистые пальцы… Все это говорило о чудовищной силе. Не могу передать, как нехорошо мне вдруг стало. Такие же руки, наверное, были у ее отца, задушившего свою жену.
…Это был последний раз, когда я видел Фелицию Баулт. Вскоре я уехал в Южную Америку и вернулся только через два года после ее смерти. Кое-что о ее жизни и внезапной смерти я прочел в газетах. Остальное — благодаря вам, мосье! — услышал сегодня. Фелиция-три и Фелиция-четыре, говорите? Что ж, она была прекрасной актрисой…
Поезд начал замедлять ход, и мужчина принялся застегивать пуговицы своего пальто.
— А как вы сами все это объясняете? — спросил адвокат, подавшись вперед.
— Не могу поверить, что… — начал было каноник Парфитт и смешался.
Доктор молчал, но не сводил глаз с Рауля Летардью.
— «Мой хлеб, мою одежду и мою душу», — весело напомнил тот, поднимаясь. Я же говорил вам, мосье, что история Фелиции Баулт — это рассказ об Аннет Рэйвл. Вы не знали ее, мосье. Я знал. Она очень любила жизнь…
Уже взявшись за дверную ручку, он внезапно повернулся и, наклонившись, похлопал каноника Парфитта по плечу.
— Мосье доктор говорил недавно, что все это, — каноник поморщился от довольно чувствительного тычка в живот, — чье-то жилище. Скажите, мосье, а что бы вы сделали, обнаружив в своем доме вора? Пристрелили бы его, верно?
— Нет! — возмущенно вскричал каноник. — Только не я! И не в этой стране…
Последние слова, однако, прозвучали, когда дверь уже захлопнулась.
Священник, адвокат и врач остались втроем.