Попутчик

А ведь Литур еще в самый первый раз назвал ее именно так: Белка. С удивлением, неверяще, с тем странным придыханием, которое появляется у мужчин, если вдруг в жизни удается найти ту, с которой хотел бы связать свою судьбу еще много лет назад, да что-то не сложилось, не связалось, не вышло. А потом вдруг получил еще один шанс и с трудом справляешься с бурлящими через край эмоциями.

Белка… Боги! Никто даже подумать не мог, насколько мальчишка был прав! Он ведь знал, он же рос вместе с ней! Небо! А Траш? Ведь Седой сразу сказал, что хмеры не терпят возле себя самцов! Чуть не со смехом подтвердил, что Белик – ее «главная самка»! Но они и тогда не сообразили, что их буквально тычут носом в правду! Видно, в то время такая правда была никому не нужна… А оторопелые взгляды Илимы и ее опекунши, когда они случайно узнали? А бесконечные и необъяснимые отлучки во время стоянок? Она ведь никогда и нигде не приближалась к воде, если не была уверена, что никто не увидит! Всегда следила за остальными! Маленькая, скрытная и очень умная Гончая, которая сумела так ловко обвести всех вокруг пальца!

«Это ведь тебя я чувствовал много раз, когда уходил в лес, Белка? – вспоминал Таррэн. – Это ведь ты всегда наблюдала за мной краешком глаза! Ты следила за моими отлучками! Ох, Белка… не зря я сходил с ума от этих несуразностей и странных кусочков головоломки, в которую ты впутала нас всех. Не зря сомневался и нервничал. Не зря мое сердце так громко колотилось каждый раз, когда ты просто проходила мимо. Твои Гончие и сейчас стоят вокруг тебя настоящими церберами, чутко следят за каждым нашим движением, готовые и вежливо улыбнуться, если мы окажемся настолько умны, чтобы не возмущаться очередным обманом, и грубо дать в морду, если хоть у кого-то вырвется даже крохотная непристойность. – Таррэн опустошенно прикрыл глаза. – Ох, сердце, сердце! Ты ведь знало, что это правда! Ты ведь почувствовало ее почти сразу, в самый первый день! Ты знало, но упорно молчало, милостиво соглашаясь хранить эту тайну так долго, как только потребуется. Как она захочет. И лишь иногда, изредка, когда она была чересчур близко, ты не могло удержаться и сдавалось на ее милость… А я так ничего и не понял! Не увидел, не заметил, не признал, хотя мог бы. Мог бы сто раз догадаться, почему ты так странно екало каждый раз, когда доводилось к ней прикасаться. И на тропе, и раньше, и совсем недавно, буквально на днях, когда ее на руках пришлось нести и старательно не думать о том, до чего же хорошо она пахнет. Выходит, не зря. Эх, сердце… Как же ты могло утаить от меня эту истину?!»

Темный эльф подавил тяжелый вздох и с усилием отвел взгляд. Весельчак, напротив, вытаращился во все глаза и уронил нижнюю челюсть:

– Белик, ты что, дев…

Элиар мудро закрыл ему рот, потому что слово «девчонка» наверняка относилось именно к той очевидной глупости, которую больше никому не нужно было пояснять. Все и так прекрасно видно. Даже… гм, местами слишком хорошо. Светлые, последовав примеру собрата, благоразумно промолчали, но вместо пустых и ненужных слов вдруг синхронно отвесили изысканнейший поклон, отдавая дань и бесспорной красоте маленькой Гончей, которая действительно бросалась в глаза, и ее ловкости, и той потрясающей игре, которая заставила их так долго не видеть правды.

Белка холодно сверкнула глазами и, вывернувшись из-за могучих спин своих псов, медленно приблизилась – собранная, настороженная, сурово нахмурившаяся и готовая в любой момент огрызнуться, как дикая хмера перед стаей злобных гиен. Немного уставшая и, кажется, старательно сдерживающая боль в помятых ребрах. Но она явно не намеревалась никому показывать свою слабость. А если и прихрамывала на правую ногу, то так незаметно, что никто, кроме Таррэна, не увидел. И никогда не узнал, чего ей стоило просто стоять прямо.

Она молча оглядела мужчин, но не отыскала на их вытянувшихся лицах признаков неуместного веселья, хотя изумления и злого восхищения было хоть отбавляй. Затем удовлетворенно кивнула и все с той же потрясающей грацией подошла к краю стены.

– Траш?

На тихий голос кровной сестры снаружи скрипнули потревоженные камни, а рядом с маленькой ладошкой с силой вонзились острые когти. Громадная хмера молниеносно подтянулась, выбралась на стену полностью и брезгливо выплюнула деревянный чехол и оба эльфийских меча, которые так упорно вытаскивала и к которым никто, кроме нее и Карраша, не мог даже подойти. После чего упруго соскочила, тщательно обнюхала и, не обнаружив никаких серьезных ран, грозно глянула на дурных самцов: как они? Не обидели? Не совершили чего недозволенного?

Элиар и Танарис только беззвучно застонали, признав родовые клинки темных.

– Умница, – тихо сказала Белка, позволяя обвить себя гибким хвостом. – Каррашик?

Мимикр мгновенно вскочил на ноги и, как ни ныли натруженные мышцы, как ни болела спина от проклятых крыльев, которые он уже успел сбросить, со всей возможной скоростью примчался на зов.