Попутчик

Инопланетянин удивился — глаза его слегка вылезли из орбит.

— У вас же тут вроде женоправие? — спросил он и занес пальцы для щелчка.

— Э-это на бум-маге… — Язык мой в ужасе цеплялся за зубы. — Н-нет у бабы такой функции — в-выбирать!

Тетка подвывала, кивая головой. Желе из ее товарки испуганно колыхалось на толстом боку.

Инопланетянин вытянул средний палец, дотронулся до виска жертвы.

Тетка взвизгнула, и звук в ней сломался.

От усилия лицо инопланетянина собралось гармошкой: видно, пытался читать, что у бабы в мозгах.

— Функционал, что ли, неполный? — определил он наконец и хмыкнул, перенаправляя палец на меня. — Тогда ты выбирай, человек: кубик или шарик? Кубик — мир, шарик — война! А то я устал. Вот устрою сейчас превентивно конец вашей планете!

Он подбросил шарик, и я лишился дара осмысленной речи.

— Не-е! — толстяк с силой подался вперед, вонзаясь локтем мне в грудь и частично приводя в чувство. — Ему никак нельзя выбирать, он же лох, терпила!

Инопланетянин замер. Шарик беспомощно повис в воздухе.

— Что значит «терпила»? — спросил синий уродец, усиленно вращая глазами.

Толстый замычал и покрутил в воздухе пальцами. Неподходящее у него было образование, чтобы читать сейчас лекции по лингвистике.

Инопланетянин задумался, причем надолго. Сумел он выяснить, кто такой терпила или нет, я не понял, но вид у него стал слегка потерянный. Может, и в его кастрюльно-шулерском обществе имелся свой уголовный мир?

— Тогда ты выбирай, человек! — указал он на толстяка.

— Не-е! Мне нельзя, я не пахан! — замахал тот всем телом. — Не проканает твоя запись! Начальство не одобрит! Пахану выбирать положено!

Лицо инопланетянина вытянулось, глаза вылезли так далеко, что показались синие штырьки.

— А где пахан? — спросил он, шевеля глазами.

— Сюда смотри! — толстый ткнул себя пальцем в висок. — Конечная. Турбаза «Уют»!

Инопланетянин ткнул пальцем в висок толстому, и синее лицо озарила улыбка понимания и облегчения — видно, узрел там что-то знакомое.

Он подался назад, тарелка завибрировала и, даже не закрыв люка, ринулась вверх.

Миг — и словно ничего и не было. Только синее небо заглядывало сквозь рваную дыру в крыше автобуса.

— Вы чего там творите?! — донесся запоздалый крик кондукторши.

Толстяк выпрямился, оттолкнувшись от моей груди. Его ладонь со следами наколотых на пальцах «перстней», такая родная и крепкая, оставила влажный отпечаток на моей рубашке. Видно, и ему недешево далась эта беседа.

Пассажиры запоздало заголосили. Уцелевшая тетка разрыдалась. Автобус затормозил на конечной.

Стряхивая слизь, мы вывалились на окраинную улицу, где город кончался, а к лесу тянулись садовые участки. Вывалились и сразу же опять присели, только теперь оттого, что земля внезапно дрогнула и едва не ушла из-под ног. Я сначала подумал о подземном толчке, но вскоре до нас докатился оглушительный грохот. Мы все разом обернулись на звук и увидели, как алое зарево поднимается за ленточным бором.

— Это он турбазу разбомбил для начала? — спросил я толстяка, ощущая запоздалую дрожь во всем теле. — Он ведь туда полетел?

— Полетел. Но не долетел. Видишь, где рвануло, прямо за бором. Там сейчас братва по бутылкам стреляет. Ну и по тарелкам тоже… Пацанам это без разницы.

— Ты его развел?

— А надо было наоборот — чтобы он нас? Не на ту планету нарвался, терпила, нас лохотроном не возьмешь! — Толстяк утер испарину и попробовал улыбнуться мне.

А я — ему.