Попутчик [СИ]

Инопланетянин удивился: глаза его слегка вылезли из орбит.

— У вас же тут, вроде, женоправие? — спросил он и занёс пальцы для щелчка.

— Э-это на д-бум-маге… — язык мой в ужасе цеплялся за зубы. — Н-нет у бабы такой функции — в-выбирать!

Тётка подвывала, кивая головой. Желе из её товарки испуганно колыхалось на толстом боку.

Инопланетянин вытянул средний палец, дотронулся до виска жертвы.

Тётка взвизгнула, и звук в ней сломался.

От усилия лицо инопланетянина собралось гармошкой: видно, пытался читать, что у бабы в мозгах.

— Функционал, что ли, неполный? — определил он наконец и хмыкнул, перенаправляя палец на меня. — Тогда ты выбирай, человек: кубик или шарик? Кубик — мир, шарик — война! А то я устал. Вот устрою вам сейчас превентивно конец планете!

Он подбросил шарик, и я лишился дара осмысленной речи.

— Не-е! — толстяк с силой подался вперёд, вонзаясь локтем мне в грудь и частично приводя в чувство. — Ему никак нельзя выбирать, он же лох, терпила!

Инопланетянин замер. Шарик беспомощно повис в воздухе.

— Что значит «терпила»? — спросил синий уродец, усиленно вращая глазами.

Толстый замычал и покрутил в воздухе пальцами. Неподходящее у него было образование, чтобы читать сейчас лекции по лингвистике.

Инопланетянин думал. Сумел он выяснить, кто такой терпила или нет, я не понял, но вид у него сделался слегка потерянный. Может, и в его кастрюльно-шулерском обществе имелся свой уголовный мир?

— Тогда ты выбирай, человек! — указал он на толстяка.

— Не-е! Мне нельзя, я не пахан! — замахал тот всем телом. — Не проканает твоя запись! Начальство не одобрит! Пахану выбирать положено!

Лицо инопланетянина вытянулось, глаза вылезли так далеко, что показались синие штырьки.

— А где пахан? — спросил он, испуганно шевеля глазами.

— Сюда смотри, э! — толстый ткнул себя пальцем в висок. — Конечная. Турбаза «Уют»!

Инопланетянин сунул палец в висок толстого, и лицо его озарила улыбка понимания и облегчения — видно узрел там что-то знакомое.

Он подался назад, тарелка завибрировала, и, даже не закрыв люка, ринулась вверх… Миг — и словно бы ничего и не было. Только небо тихо синело сквозь рваную дыру в крыше автобуса.

— Вы чё там творите?! — донёсся запоздалый крик кондукторши.

Толстяк выпрямился, оттолкнувшись от моей груди. Его ладонь со следами наколотых на пальцах «перстней», такая родная и крепкая, оставила влажный отпечаток на моей рубашке. Видно, и ему недёшево далась эта беседа.

Пассажиры запоздало заголосили. Уцелевшая тётка разрыдалась. Автобус затормозил на конечной.

Стряхивая слизь, мы вывалились на окраинную улицу, где город кончался, а к лесу тянулись садовые участки, и увидели, как алое зарево поднимается за ленточным бором.

— К турбазе полетел? — спросил я, ощущая запоздалую дрожь во всём теле.

— Полетел. Но не долетел. Там щас братва по бутылкам стреляет. Можно ведь и по тарелкам… — выдохнул толстяк и попробовал улыбнуться мне.

А я — ему.