Я была решительно беременна. А-а-а... какое забытое восхитительное чувство. Всё остальное буквально сразу отошло на второй план, стало не таким значительным и важным. Умиротворение, спокойствие и особо острое восприятие красивого.
От волшебного бал-маскарада,От мистерий, что тешили взор,Конфетти цвета амонтильядоНа прощанье рассыпан ковёр.Голубым оторочен и алым,Ароматом пропах имбиря.И в него утонула-упалаПоздней осени маска-заря.*
Мысли плавно перетекали с сентиментальных наблюдений за каким-то танцующе-чарующе-певучим листопадом на мурашащие кожу ощущения от предстоящего материнства. Потом их сменяли практичные планы по смене гардероба и реорганизации вообще всего моего быта.
-
В самом радужном расположении духа дотопала до места, поздоровалась с Каэлем, раздававшим указания в нижнем зале, получила информацию о том, что Алекс в рабочем кабинете и пошла на второй этаж.
Поприветствовала девчонок-швей и, напевая:" Ма-а-а-ма первое сло-о-во..." - отворила дверь...
И тут же шарахнула её обратно, отказываясь верить своим глазам. Картина, которая открылась мне вместе с дверью, казалась неподъёмной, нелепой, невозможной... выше моих сил.
В уюте кабинета на высоком стуле сидел Саша, а на его коленях развалилась какая-то знойная брюнетка, упираясь внушительным бюстом в подбородок моего мужа. Спотыкаясь и ловя перила, не помню, как скатилась с лестницы и побежала... не знаю куда. Куда ослепшую меня несли ноги.
-
Обида... Горькая-горькая обида раздирала на части. На молекулы. Злость на него, на собственную наивность. И уносящееся в вакуумную воронку только сейчас, несколько минут назад переполнявшее лучистое счастье.
Бухнувшись в первом попавшемся закутке на потрёпанную плашку для колки дров, разревелась так, как не плакала уже тысячу лет. Многое случилось в моей жизни - и страх перед смертью, и ужас от бессилия помочь, и паника, чужая злоба, беспомощность, боль... и всё можно было перенести, исправить, решить. Всё, кроме смерти и предательства. Не нож в спину от единственного на самом деле важного человека в моей жизни, которому доверилась целиком, с головой.
Сквозь спазмы горечи пробивалась какая-то мысль. Настойчиво и методично набирая силу, пока раздробленное сознание не уловило её.
- Не единственный. - кажется даже сказала это вслух, - Теперь уже не единственный важный человек.
Судорожно всхлипнув, заставила себя глубоко дышать, отёрла распухшие глаза, проясняя зрение, и попыталась выудиться из омута отчаяния. Получалось туго. Однако, мысль о малыше, который ни в чём не виноват, который ещё даже не родился, но уже отвечает сейчас здоровьем за наши грехи и ошибки, возвращала трезвость рассудку.
-
Как это бывает после эмоционального взрыва, накатила слабость и опустошённость. Я понимала, что надо вставать и идти домой - что случилось, то случилось - прежнего не воротишь, всё равно придётся расставлять точки, но ноги не несли.
Так и сидела понурившись, собираясь с силами. А мысли сами собой потекли в воспоминания. Обо всём, что вместе довелось пережить. Как первый раз открыв глаза в этом мире, увидела его, как он психовал от непонимания происходящего, но поддерживал меня, как, преодолевая моё смущение, мыл незнакомую больную обессиленную девчонку...
А наше бегство... Риск, мужество и самопожертвование в минуты опасности. Его боль и страх, пережитый тогда, после случая с мародёрами в лесу. Да вся наша шизанутая, переполненная нагромождением событий и кризисных ситуаций жизнь протестовала против поганых выводов. Что это? Скажете, просто слова и необходимость спасти собственную шкуру, ну а заодно и мою? Брехня. Не головой, а сердцем - не верю.