Сам факт долгосрочной, «на вырост» помолвки для аристократов был делом привычным. Они иногда еще из пеленок вылезти не успевали, как уже оказывались обручены. Но то для аристократов. Мы на подобное точно не рассчитывали, да еще дракон… И не откажешь ведь.
Для десятилетней избалованной девчонки новость оказалась просто оглушительной. Вовсе я не испугалась. Наоборот, мне мерещилась в сладко-розовых девичьих грезах прекрасная, как радужный пони, романтическая история. Наверняка суровый дракон увидел меня и сразу влюбился. Иначе зачем ему звать меня замуж, так?
«Конечно, так», – шептала греза, и я уже представляла, как он будет на меня смотреть, кружить на руках, а когда я подрасту… – тут сердце мое сладко сжималось, – непременно станет умолять о поцелуе. И я, конечно, сначала поотнекиваюсь для вида, а потом, так уж и быть, разрешу. От этих фантазий я приходила в такой восторг, что чувствовала себя легким перышком, которое воздушный поток поднимает высоко-высоко в небо…
Тем больнее оказалась правда.
К первому визиту Гиларда Ливейского в наш дом я готовилась с самого утра. Нацепила новое платье, похожее на воздушное пирожное, заставила горничную два раза перезавивать светлые локоны, чтобы они красиво лежали по плечам.
Он взглянул на меня всего один раз: когда я, волнуясь, присела перед ним в приветственном книксене, как меня учила зануда-гувернантка. Взглянул внимательно, оценивающе и абсолютно прохладно, будто изучал товар на витрине. Я помню, что мне стало жутко от этого взгляда. Дагон едва заметно кивнул, скорее своим мыслям, нежели мне, и больше меня не замечал: говорил с отцом в его кабинете, а потом сразу ушел.
Я была раздавлена, мечта рассыпалась в труху. Но сдалась я не сразу. И теперь с невиданным до того рвением посещала все подряд приемы. И если на них присутствовал мой будущий жених, буквально из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя внимание: то проходилась прямо у него перед носом, то пыталась заговорить, а однажды даже набралась смелости и вручила ему очень дорогую для меня вещь – первую свою леталку, которую смастерила сама.
Но каждая попытка оборачивалась разочарованием: меня не замечали, на вопросы отвечали односложно, а подарок мой так и остался лежать на столике, на который я его положила. А еще я внимательно следила за тем, как он общается с другими, взрослыми, дамами. И во мне росла, набухая грозовой тучей, ревность.
Если бы он хоть один раз мне улыбнулся, или похвалил мое платье, или просто спросил, как у меня дела, – мне было бы достаточно этой малости, чтобы его простить. Но увы… И к концу сезона моя детская влюбленность трансформировалась в не менее детскую, а потому искреннюю, ненависть. Я решила, что отомщу ему за свои страдания и ни за какие коврижки не выйду за него замуж. И стала обдумывать план действий…
Я прогнала так некстати нахлынувшие воспоминания. Вот надо ж было мне забросить планер именно на это дерево! Хорошо еще его драконство не стал допытываться моей фамилии. И очень надеюсь, что он не направился сразу же после нашей встречи просматривать списки учащихся. Не хотелось бы разоблачения раньше времени.
Вот примерно с такими мыслями я начала подниматься по лестнице общежития.
– Эй, ты же с четвертого этажа? – послышалось снизу.
Я оглянулась и увидела, что ко мне приближается госпожа Нокс, наша заведующая. Она протянула мне плотный бежевый конверт.
– Отнеси-ка в триста пятый Дафне. Она недавно поднялась, а я вот забыла ей отдать. Ждет, я знаю.
Я кивнула, взяла конверт и пошла искать триста пятую комнату. Кто такая Дафна, я понятия не имела, но то, что на третьем этаже жили старшекурсницы, знала точно.
Отыскав нужную дверь, я почувствовала зуд любопытства: именно из этой комнаты выходил Милтон, когда я нечаянно ошиблась этажом. Вот и поглядим, к кому это он захаживает. Я вежливо постучалась.
Дверь мне открыла стройная девушка. Невысокая, с темными, собранными в простой низкий узел волосами и черными, резко очерченными на бледном лице, стрелами бровей. Красивая.
– Привет, ты Дафна дель Тарр? – спросила я, подглядев фамилию на конверте.
– Ну, я, – ответила та не слишком приветливо.
– Тогда держи, госпожа Нокс просила передать, – вручила я ей послание.
– О, спасибо!
Вот теперь она явно обрадовалась, забрала свою почту и сразу закрыла дверь, наверное, побежала читать. Но перед этим я успела заметить в ее комнате темно-коричневую мантию, висящую на спинке стула. Значит, с факультета земли… и старшекурсница… Выходит, до этого года главой ее факультета был Милтон. Что сказать, с уставом тут явные проблемы, но вкус у господина куратора очень и очень неплох. Но не мое дело, конечно.
И я побрела к себе.