Попутного ветра, господин дракон!

– Расходимся, любопытные мои. Представление окончено! Создателю сего шедевра настоятельно рекомендую держать свое авторство втайне даже под пытками. Целее будет.

Картина, представшая нашему взору, заставила нас втроем нервно сглотнуть: наш многострадальный дракон – подгорелый, мокрый (здесь, кажется, поработали водники, тушившие возгорание) висел вниз головой, зацепившись обрывком бечевки за карниз главного купола. Одно крыло его обвисло: планка не выдержала таких издевательств. И общий вид нашего змея внушал острое чувство жалости. Самое поганое, что при всем при этом он умудрялся раскачиваться маятником прямо перед окнами ректорского кабинета.

Я внутренне застонала. Кажется, все драконы мира, парусиновые в том числе, вознамерились испортить мне жизнь.

Внизу на площади студенты с любопытством смотрели на происходящее, перешептываясь, гогоча и чуть ли не тыкая в несчастного змея пальцами.

– Ну, Ливейский кому-то зад надерет, – комментировал происходящее один студент, – за такую пародию.

К тому времени, как мы подошли поближе, Милтона внизу уже и след простыл, а из окна вылезли рабочие, отвязали от карниза бренные останки нашего змея и затащили того в недра кабинета.

Народ стал расходиться, и мы с друзьями бочком, бочком только направились было к крыше лабораторного корпуса, чтобы в тишине выдохнуть и обсудить произошедшее, как сзади раздалось:

– Вы трое, а ну стоять!

Наш несравненный куратор догонял нас быстрым шагом, и мы нервно переглянулись.

– Диона, – обратился он ко мне столь медовым голосом, что сразу стало ясно: он очень-очень зол, – на два слова, если позволишь.

Мы отошли в сторонку, и магистр, наклонившись ко мне, поинтересовался ядовито:

– Думаешь, это смешно? – Он небрежно махнул в сторону главного корпуса.

– Нет, – замотала я головой.

– Прекрасно. Тогда переходим ко второму вопросу. Не подскажешь ли, с какого перепуга после этой выходки Гилард запросил у меня список моих первокурсников? Где ты уже успела засветиться?

– Сидела на дереве с планером, – покаялась я. О прочих обстоятельствах решила умолчать.

Милтон сделал глубокий вздох и посмотрел вверх.

– Я думал, ты умнее, дель Фейт. У тебя есть четверть часа, чтобы собрать вещи, пока я несу ректору этот список. После этого ты вылетишь из академии орленком, уж будь уверена. Со свадебным платьем можешь сильно не морочиться: Гиларду оно до лампочки.

– Помогите мне… пожалуйста, – тихо произнесла я. – Вам ведь тоже это зачем-то нужно. Приняли же вы меня в свою группу вопреки всему.

Магистр окинул меня весьма прохладным взглядом и решил:

– Попробую, но вовсе не ради тебя.

Я понуро побрела к друзьями.

– Ну вот и все, – сказала я. – Похоже, это мой последний день в академии. Ректор меня прибьет.

– Я пойду с тобой. – Берни решительно тряхнул головой. – Моя вина – мне и отвечать.

– Дело не только в этом, – повинилась я. – Всего я вам сказать не могу, но у Ливейского и без того на меня огромный зуб.

Мимо нас прошла группа старшекурсников, возвращающихся с полигона, – потные, уставшие, все в грязи. Маги земли, не иначе.

– Дафи, – обратился один из парней к идущей впереди девушке, – соберись, ты в этом году сама не своя. Иначе придется ставить тебя в другую пятерку.

– Ага, ставь, – согласилась та, повернувшись на миг лицом к нам. И я узнала в ней Дафну дель Тарр. – Я и вправду сдала немного.

– Немного? – возмутилась другая девушка. – Не знай я тебя раньше, могла бы подумать, что у тебя пятый-шестой уровень, а не уверенная девятка. Правда, Дафи, тяжело смотреть, как ты себя гробишь…

– Вот и не смотри, – психанула та и быстрым шагом направилась вперед.

Кажется, не только у меня день не задался.

«Студентка первого курса Диона дель Фейт, срочно явитесь в кабинет дагона ректора!» – понесся над академией усиленный магией воздуха звуковой сигнал.

Я растерянно оглянулась и на ватных ногах побрела в главный корпус. Вот и пришел тот момент, которого я всей душой желала бы избежать.

Глава 4

Если вы по скудоумию своему разозлили дракона,

то пусть земля будет вам пухом.

Не стоит недооценивать детскую изобретательность. Вкупе с безграничной фантазией, избалованностью и затаенной обидой она способна творить чудовищ.

Я составляла свой план мести долго и тщательно. Ненависть, клокочущая во мне, требовала, чтобы мой обидчик был не просто наказан, но – уничтожен, размазан, чтобы вообще пожалел, что со мной связался. Думаю, если бы я действовала в одиночку, ничего бы у меня не вышло. Но со мной были друзья, которые тоже считали, что раз дракон до смерти обидел их подругу, то заслуживает худшей из кар.

Не помню уже, кто первым предложил эту идею, но она показалась нам настолько удачной, что мы сразу же ей загорелись. Нас не остановили ни запреты, ни совершеннейшая неэтичность наших поступков (мы и слов-то таких тогда не знали), ни даже то, что в процессе осуществления плана пострадают совершенно невинные люди. Нам казалось, что цель оправдывает любые средства. Короче говоря, дракон сам виноват.