Попутный ветер

Это было бы смешно, если бы он мог смеяться, но первая же выбранная им беседка оказалась занята. Михаил уже развернулся, чтобы уйти, однако что-то в фигуре этого человека заставило остановиться и зайти внутрь. Сидевший поднял золотоволосую голову на звук шагов. Такие уверенные до сих пор голубые глаза смотрели с паническим отчаянием, и Михаил испугался. От всегда спокойного и уравновешенного соэллианина никак нельзя было ожидать такого вполне земного бурного волнения.

— Они сказали, с ним все будет нормально, — не дожидаясь вопроса, первым сказал Гео. Голос его, вопреки ожиданиям, звучал ровно.

— Тогда зачем ты так волнуешься? — спросил Михаил, осторожно присаживаясь рядом.

Некоторое время Гео молчал.

— У меня никогда не было братьев, — медленно сказал он. — Когда мы с Сережей только познакомились, мне показалось, что он интересный человек. А потом получилось так, что мы с ним все время были вместе. Я бы очень хотел, чтобы у меня был такой брат. Он мне тоже говорил, что ему с детства не везло на друзей-ровесников, что такой человек, как я, с ним впервые. Я узнавал про Двенадцатую экспедицию, — предупредил он скептический вопрос Михаила о «ровесниках». — Он даже старше меня лет на двадцать. Я-то родился спустя восемь месяцев после старта «Эвридики».

Он говорил еще что-то, ему было необходимо рассказать о своем отношении к Сергею, о их дружбе и о том, что он, Гео, в случившемся в Калькутте винит только себя. Михаил кивал, произносил дежурное «ну, что ты, ты не виноват», а в голове крутилась одна мысль — восемь месяцев. Перед глазами стояла Лиэлл за прозрачными дверями Космопорта — одинокая фигурка, печальное лицо. И белая ладонь, теперь таким понятным жестом лежащая на переливающееся ткани плаща чуть ниже талии. Конечно, она не могла лететь. И теперь понятно, на кого так похож Гео. Странно, что он не увидел этого раньше.

— Прости, я не должен был все это на тебя вываливать, — вдруг остановился соэллианин. — Ты, наверняка, не в курсе этого всего, а я тебя гружу всеми этими экспедициями…

— Я в курсе, — улыбнулся Михаил. — И «Эвридику» знаю получше тебя. Я не зря летал на Титан. И, кстати, нам стоит познакомиться заново, — он протянул Гео руку. — Копаныгин, Михаил. Друзьям можно звать просто Мишей, — и улыбнулся, наблюдая за проявляющимся изумлением на лице собеседника, стирающим отчаянное выражение небесно-голубых глаз.

* * *

Коулс не сразу понял, что случилось. Майкл ничего не объяснил, просто молча передал ему ладошку Кэти из своей руки и так же молча ушел, почти убежал. Впрочем, едва взглянув на девушку, Пол забыл о растерянности.

— Что он тебе сделал? — требовательно спросил он первое, что пришло в голову. Догнать и убить на месте, если только этот кибернетический гений посмел…

— Ничего он мне не сделал, он мне помог, это я сама во всем виновата!

Кэти вдруг разрыдалась, но, несмотря на слезы, решительно и сильно вцепилась в его руку и увлекла в комнату. Когда двери за спиной закрылись, она выпустила его и почти упала на кровать. Некоторое время Пол боролся с желанием догнать Майкла и узнать обо всем у него, но потом беспокойство за Кэти победило, и он опустился рядом с ней на край кровать, обнял за плечи. Против ожиданий она не бросилась к нему на шею, а все так же, лицом в подушки, начала рассказывать.

Когда она закончила, Коулс все еще испытывал сожаление, как и Михаил полчаса назад, о недосягаемости Хараха. Мертвого, к сожалению, не воскресишь даже для того, чтобы удавить его снова. Он так был охвачен этой ненавистью, что не сразу услышал, как Кэти зовет его.

— Я не могла ему сопротивляться, Пол. Ты же знаешь, — он услышал ее горький плач только на второй или третий раз и чуть не дал сам себе по голове.

Трижды тупица. Какой смысл переживать о сдохшем гаде, если тут, рядом, бьется в отчаянии женщина, за которую он мог бы убить, не задумываясь, кого угодно.

— Я знаю, я понимаю, даже не бери в голову, — растерянно бормотал он, прижимая ее к себе.

— Ты теперь будешь ненавидеть меня. Вы чуть не погибли, и это я виновата.

Пол решительно развернул Кэти к себе лицом и встряхнул за плечи. От неожиданности она замолчала на полуслове и даже перестала плакать.

— Слушай меня внимательно, — почти приказал он, пугаясь собственной решимости. — Я никогда не буду тебя ненавидеть. Даже если бы ты сделала это все сама, без вмешательства ящериц. Поняла? Я люблю тебя, и это ничем нельзя изменить. И я всегда буду рядом, если я тебе нужен. А сейчас быстро отвечай: ты будешь моей женой?

Кэти замерла в его руках, неотрывно глядя непонятными глазами, все еще полными слез. И когда он уже почти перестал ждать ответ, она тихо выдохнула:

— Да. Если ты, и правда, этого хочешь.

* * *