Попытка

Все курили. Я тоже достал сигарету — и унылый мексиканец, которому я вручил свои десять центов, устремил на меня долгий вопрошающий взгляд. Но я заплатил за вход, а потому ответил ему таким же пристальным взглядом. Тогда он запер дверь и погасил свет. Полминуты спустя зажужжал дряхлый проектор. Ни вступительных титров, ни имени режиссера, ни названия фирмы только белый мерцающий квадрат, а потом сразу же крупным планом - бородатая физиономия с подписью «Кортес». Затем раскрашенный, весь в перьях индеец "Гватемосин, преемник Монтесумы". Снятые сверху, изумительно сделанные модели разнообразных зданий — "Город Мехико, 1521 год". Кадры старинных, заряжаемых с дула пушек, изрыгающих ядра, — осколки камней отлетают от огромных стен, худые индейцы умирают в набивших оскомину конвульсиях, дым, искаженные лица, кровь. Лента меня сразу ошеломила. Ни царапин, ни нелепых склеек, характерных для давнишних фильмов, ни слащавости и ни красавца-героя, чья физиономия возникает перед камерой кстати и некстати. Там вообще не было красавца-героя. Ты когда-нибудь видел те французские или русские картины, которые критики восхваляют за глубину и реалистичность, порожденные скудным бюджетом, не позволяющим приглашать знаменитых актеров? То, что я увидел, было именно таким, и даже лучше.

И только когда фильм завершился общим планом унылого пожарища, я начал кое-что соображать. Нельзя за гроши нанять тысячу статистов и поставить декорации такой величины, что для них еле нашлось бы место в Центральном парке. Трюковая съемка падения даже с десятиметровой высоты обходится в суммы, которые приводят бухгалтеров в исступление, а тут стены были гораздо выше. Все это плохо вязалось со скверным монтажом и отсутствием звуковой дорожки. Разве что картина снималась еще в добрые старые дни немого кино. Но фильм, который я только что видел, был снят на цветную пленку! Больше всего он походил на хорошо отрепетированный и плохо поставленный документальный фильм.

Мексиканцы лениво покидали помещение, и я направился было за ними, но задержался около унылого киномеханика, который перематывал ленту. Я спросил, откуда у него этот фильм.

— Я что-то не слышал, чтобы последнее время на экран выходили исторические фильмы, а, судя по всему, эта штучка снималась недавно.

Он ответил, что да, недавно, и добавил, что снимал фильм он сам. Я принял его сообщение с невозмутимой вежливостью, и он понял, что я ему не верю. Он выпрямился.

— Вы мне не поверили, ведь так?

Я ответил, что он безусловно прав в своем заключении, и добавил, что спешу на автобус.

— Но скажите, почему? В чем дело?

Я сказал, что автобус…

— Я вас очень прошу. Я буду вам бесконечно обязан, если вы объясните, чем он плох.

— Да ничем, — ответил я, но он молча ждал продолжения. — Ну, во-первых, такие картины не выпускаются на шестнадцатимиллиметровой пленке. Вы раздобыли копию, снятую с тридцатипятимиллиметровой пленки…

И я перечислил еще кое-какие отличия любительских фильмов от голливудских. Когда я кончил, он минуту молча курил.

— Понятно… — он вынул бобину из проектора и закрыл крышку. — У меня тут есть пиво…

Я согласился, что пиво — вещь очень хорошая, но автобус… Ну, ладно, одну бутылку куда ни шло.

Он вытащил из-за экрана бумажные стаканчики и бутылку портера. Пробормотав с усмешкой "сеанс откладывается", он закрыл дверь и откупорил бутылку о скобу, привинченную к стене. По-видимому, здесь прежде помещалась бакалейная лавка или пивная. Стулья имелись в избытке. Два из них мы отодвинули в сторону и расположились с удобствами. Пиво оказалось теплым.

— Вы как будто разбираетесь в этом деле, — заметил он выжидательно.

Я счел его слова вопросом, засмеялся и ответил:

— Ну, не слишком. Ваше здоровье! — Мы выпили. — Я работал шофером в кинопрокатной фирме.

Он улыбнулся.

— Вы тут проездом?

— Как сказать… Чаще — проездом. Уезжаю по состоянию здоровья, возвращаюсь ради родных. Только с этим кончено — на прошлой неделе похоронил отца.

Он сказал, что это очень грустно, а я ответил, что все зависит от взгляда на вопрос.

— У него со здоровьем тоже было неважно.

Это была шутка. Мы выпили по второму стаканчику и несколько минут обсуждали климат Детройта. Наконец он сказал, словно что-то обдумывая:

— По-моему, я вас здесь видел вчера… Часов около восьми. — Он встал и пошел за второй бутылкой пива.

Я крикнул ему вслед:

— Я больше пить не буду!

Но он все-таки принес пиво, а я поглядел на часы:

— Ну, пожалуй, еще один стакан…

— Так это были вы?

— Что? — я протянул ему мой бумажный стаканчик.

— Вчера здесь. В восемь часов…

Я вытер пену с усов.

— Вчера вечером? Нет, как ни жаль. Я бы тогда не опоздал на автобус. Нет, вчера в восемь я был в баре «Мотор». И просидел там до полуночи.

Он задумчиво пожевал нижнюю губу.

— В баре «Мотор»? Дальше по улице?

Я кивнул.

— В баре «Мотор»… Гм… А, может, вам хотелось бы… Да, конечно…