Попытка к бегству. Хищные вещи века. За миллиард лет до конца света. Гадкие лебеди

– В чем дело, приятель? – Глаза его совсем уже не смотрели. – Я не Пек, меня зовут Буба, понял? Вы меня с кем-то путаете... Никакого Пека здесь нет... Так что тогда «Носороги», Кон?..

И я вспомнил, где я нахожусь, и понял, что Пека здесь действительно больше нет, а есть Буба, агент преступной организации, и это единственная реальность, а Пек Зенай – мираж, доброе воспоминание, и о нем надо скорее забыть, если я намерен работать... Ладно, подумал я, стискивая зубы, пусть будет по-вашему.

– Алё, Буба, – сказал я. – У меня к тебе дело.

Он уже был пьян.

– А я о делах возле стойки не разговариваю, – заявил он. – И вообще я работу кончил. Все. Больше у меня никаких дел нет. Обратись, приятель, в муниципалитет. Там тебе помогут.

– Я к тебе обращаюсь, а не в муниципалитет, – сказал я. – Ты меня будешь слушать?

– А я тебя и так все время слушаю. Здоровье только порчу.

– Дело у меня небольшое, – сказал я. – Мне нужен слег.

Он сильно вздрогнул.

– Ты что, приятель, обалдел, что ли?

– Вы бы все-таки постыдились, – сказал бармен, – при людях-то... Совесть совсем потеряли.

– Заткнись, – сказал я ему.

– Ты потише, – грозно сказал бармен. – В полицию давно не таскали? А то смотри, раз, два – и высылка...

– Плевал я на высылку, – нагло сказал я. – Не суйся в чужие дела...

– Слегач вонючий, – сказал бармен. Он заметно озверел, но говорил негромко. – Слег ему захотелось. Сейчас позову сержанта, он тебе даст слег...

Буба сполз с табуретки и поспешно заковылял к выходу. Я оставил бармена и поспешил следом. Он выскочил под дождь и, забыв поднять капюшон, стал озираться, ища такси. Я догнал его и взял за рукав.

– Ну, что тебе от меня надо? – с тоской сказал он. – Я полицию позову.

– Пек, – сказал я. – Опомнись, Пек, я – Иван Жилин, ты же меня помнишь...

Он все озирался, то и дело вытирая ладонью воду, струившуюся по лицу. Вид у него был жалкий, загнанный, и я, стараясь подавить раздражение, все уверял себя, что это мой Пек, бесценный Пек, незаменимый Пек, добрый, умный, веселый Пек, все пытался вспомнить, какой он был за пультом «Гладиатора», и не мог, потому что невозможно было теперь представить его где-либо, кроме бара, над стаканом спирта.

– Такси! – завизжал он, но машина промчалась мимо, в ней было полно людей.

– Пек, – сказал я, – поедем ко мне. Я тебе все расскажу.

– Отстаньте от меня, – сказал он, стуча зубами. – Я никуда с вами не поеду. Отстань! Я же тебя не трогал, я же тебе ничего не сделал, отстань, ради бога!

– Ну хорошо, – сказал я. – Я от тебя отстану. Но ты мне должен дать слег и дать свой адрес.

– Не знаю я никаких слегов, – застонал он. – Да что ж это за день такой сегодня, господи!..

Припадая на левую ногу, он побрел прочь и вдруг нырнул в подвальчик с красивой скромной вывеской. Я последовал за ним. Мы сели за столик, и нам тотчас принесли горячее мясо и пиво, хотя мы ничего не заказывали. Буба дрожал, мокрое лицо его стало синим. Он с отвращением оттолкнул тарелку и стал глотать пиво, обхватив кружку обеими ладонями. В подвальчике было тихо и пусто, над сверкающим буфетом висела белая доска с золотыми буквами: «У НАС ПЛАТЯТ».

Буба поднял голову от кружки и тоскливо сказал:

– Можно, я уйду, Иван? Не могу... К чему все эти разговоры? Отпусти меня, пожалуйста...

Я взял его за руку.

– Пек, что с тобой творится? Ведь я тебя искал, адреса твоего нигде нет... Я тебя встретил совершенно случайно и ничего не понимаю. Как ты попал в эту историю?.. Может, я могу помочь тебе чем-нибудь? Может быть, мы...

Он вдруг с бешенством вырвал у меня руку.

– Вот палач, – прошипел он. – Гестаповец... Черт меня понес в этот «Оазис»... Дурацкая болтовня, сопли... Нет у меня слега, понял? Есть один, так я тебе его не отдам! Что я потом – как Архимед?.. Есть у тебя совесть? Тогда отпусти меня, не мучай...

– Я не могу тебя отпустить, – сказал я, – пока не получу слег. И твой адрес. Должны же мы поговорить...

– Я не желаю с тобой говорить, неужели ты этого не понимаешь? Я ни с кем ни о чем не желаю говорить. Я хочу домой... И слег свой я тебе не отдам... Что я вам, фабрика? Тебе отдам, а потом через весь город крюка давать?

Я молчал. Ясно было, что он ненавидит меня сейчас. Что если бы он чувствовал себя в силах, он бы убил меня и ушел. Но он знал, что это не в его силах.

– Сволочь, – сказал он с яростью. – Почему ты сам купить не можешь? Денег у тебя нет? На! На! – Он стал судорожно рыться в карманах, выбрасывая на стол медяки и смятые бумажки. – Бери, здесь хватит!

– Что купить? У кого?

– Вот осел проклятый... Ну этот... Как его... м-м-м... как его... А, дьявол!.. – крикнул он. – Провались ты совсем! – Он запустил пальцы в нагрудный карман и вытащил плоский пластмассовый футлярчик. Внутри была блестящая металлическая трубочка, похожая на инвариант-гетеродин для карманных радиоприемников. – На! Жри! – Он протянул мне эту трубочку. Она была маленькая, длиной не больше дюйма и толщиной в миллиметр.

– Спасибо, – сказал я. – И как ею пользоваться?

У Пека раскрылись глаза. Он даже, кажется, улыбнулся.

– Господи, – сказал он почти с нежностью, – неужели ты ничего не знаешь?