Попытка контакта

Как следует подумав, армейский артиллерист признал про себя правоту командира. Тот вел «Морского дракона» – вот, кстати, откуда такое название? – в известном ему одному направлению. Останавливаться и палить по мишеням было некогда. Да и было этих гранат до обидного мало. Не преминул артиллерист с некоторым уважением и даже опаской оглядеть рубку: в ней было столько рычагов, рычажков и огоньков (уж не говоря о самом штурвале), что глаза разбегались.

Часов у поручика, понятно, не имелось. Но по его прикидкам, с момента отплытия прошло пару часов. Здоровенный мичман Шёберг сменил командира за штурвалом. Почему-то каждый вахтенный регулярно поглядывал себе на ладонь – точнее, на небольшую пластинку, по виду серебряную, которая при сдаче вахты переходила из рук в руки.

– Есть сигнал, Владимир Николаевич, – пробасил мичман, – много целей, вест-зюйд-вест, дистанция двадцать пять.

– К бою!!! – загремела здоровенная глотка командира.

В ту же минуту набежавшие матросы ловко (явно не в первый раз) вынули из стен рубки рамки со стеклами и заменили их на тяжелые металлические заслонки с щелями. Рамки унесли куда-то в трюм. К пушкам резво подскочила прислуга: к носовой трое, к кормовой двое.

– Гранаты подавай! – рявкнули наводчики в два горла.

Колеса с надетыми на них (даже на вид тяжеленными) цепями провернулись легко и почти бесшумно. На два приемных лотка носовой пушки легло по пять гранат каждого вида. Кормовая пушка была рассчитана на гранаты меньшего размера; таких на лотке тоже лежало пять.

– Верхушки мачт над горизонтом! – завопил сигнальщик петушиным голосом.

– А ведь нас тоже могли заметить, – совсем негромко заметил старший помощник.

– И то правда, могли… Мягонький! Докладывать о любых перестроениях в неприятельской эскадре!

– Есть, ваше благородие!

Не более, чем через десять минут даже армейскому поручику стало ясно: вражеская эскадра идет двумя колоннами, по девяти кораблей в каждой. Цвета флагов на таком расстоянии различить не мог никто.

Последовал диалог на флотском языке, оставшийся по этой причине не до конца понятным сухопутному артиллеристу:

– Идут в бакштаг, при атаке с зюйда им ворочать на бейдевинд.

– Нам того и надо. Мы-то так и так дадим свои двадцать пять.

– Дым все же есть. Под парами машины, по меньшей мере, у шести…

– Атакуем тот линкор, что предпоследним мателотом. Первые начнут разворот раньше, но не успеют. Михаил Григорьевич, раздайте приказы комендорам.

– Слушаюсь. Патрушев!

– Я!

– Цель: линкор, который предпоследний в ближней колонне. Действуй, как говорилось: начиная с носа, последовательно три или четыре гранаты сверху вниз, потом сместить прицел, еще раз пройтись, потом еще сместить…

– Ваш-бродь, все помню и сделаю, ан ведь нижние, как бог свят, не взорвутся.

– Верно говоришь, братец, но нам очень надо пропесочить всю верхнюю палубу. Черт с нижними, лишь только бы верхние поддали жару. Чтоб горело!

– Иван Андреевич, вам в трюм.

– Сдаю вахту.

– Вахту принял.

Семаков стал к штурвалу. Боголепов успел заметить улыбку, растянувшую губы командира. В ней не было ничего великосветского.

Поручик все же был артиллеристом и потому подумал: «Еще сажен пятьсот – и я бы скомандовал наводчику дать огня». Цель уже была очевидной: громадный корабль под французским флагом. Название различить не удалось, и Боголепов мысленно подосадовал сам на себя: надо было одолжить подзорную трубу.

Видимо, французский капитан разгадал намерения противника. Он начал слегка ворочать на зюйд. То же сделали и другие корабли в колонне.

– Колонна перестраивается уступом! – пропел сигнальщик пронзительно-гнусным (на вкус поручика) голосом.

Первой заговорила именно артиллерия линкора.

Плотные клубы дыма встали по борту парусного гиганта. Спустя секунд шесть тяжкий гром ударил по ушам. Поручик сначала подумал об ошибке начарта противника с оценкой дистанции, но потом решил, что ее не было: ядра подняли столбы воды чуть правее по курсу «Морского дракона». Заградительный огонь, ясное дело. Теперь дело должно было пойти перестрелкой на пределе дальнобойности. И еще одна досадливая мысль мелкнула на краю сознания: как раз об этой характеристике гранатомета он и позабыл спросить.

– Носовой, бей!

На долю мгновения у Боголепова подумалось, что порох в этом гранатомете пришел в негодность. Тут же вспомнилось: ведь пороха там и нет, но пока этот факт осмысливался, результаты начали проявляться.