Маша очень талантливо всплеснула руками, делая вид, будто бы впервые видит этот набор из колье, сережек и кольца; ее мама, мало что понимающая в ювелирном деле, охнула от яркого сияния, а папаша не сдержался и выдернул у меня из рук подарок.
– Елена! – сказал он, разглядывая камни. – Вы сами-то вообще знаете, что это такое?
– А что это? – очень кстати встряла его жена.
Он посмотрел на нее как на полную дуру и сказал:
– Это старинные бриллианты, рубины и изумруды. Но они такого размера! – Он отдал футляр дочке, я сам сел на место, налил себе стопку водки и залпом махнул ее.
Маша быстренько надела на себя обновки, благо что кольцо мы с ней подогнали под размер за несколько дней до свадьбы, а Глеб повернулся ко мне и хотел было сказать:
– Мама, откуда…
Но я заставила его умолкнуть, эффектным жестом вручив ему ключи от автомобиля, о котором он мечтал.
– Это, Глеб, тоже наша семейная традиция. Ну ты-то, конечно, знаешь. До революции у нас было принято породистых скакунов дарить, ну а теперь вот мы на автомобили переключились.
Таким образом я лишила его возможности говорить до конца свадьбы. От удивления он был способен только целовать Машу по команде «Горько!» и танцевать с ней что-то невообразимое…
На следующий день Глеб решил, что не отступит до тех пор, пока наконец не выяснит все наши семейные тайны.
– Так, мама! – сказал он, беспардонно заходя ко мне в комнату и садясь на кровать. – Говори! Откуда ты взяла столько денег? И не надо мне сочинять про Экваториальную Гвинею. Я этим сыт по горло. Ты в общей сложности потратила… – Он назвал мне сумму, которая удовлетворила мое тщеславие и еще сильнее разожгла в душе благодарность Сталину за то, что он решил мои материальные проблемы.
Глеб смотрел на меня и ждал, что я хоть что-то ему объясню. А я соображала, как мне отвертеться от этого разговора. Наконец я не выдержала его психологического давления и сказала:
– Так. Давай договоримся. Я показываю тебе часть. Только часть того, что у нас есть. Все остальное пока будет моей тайной.
– Согласен… – протянул он, видимо сильно опасаясь, что я снова обману его. – Куда-то надо идти?
– Ну, именно эта часть лежит в том банке, который находится в пяти минутах хода. Так что если есть желание, то пойдем прогуляемся.
Очень быстро мы дошли до банковского отделения, в котором я снимала ячейку. В комнате, где нам дали возможность вместе разобраться с ее содержимым, я вытащила из стального ящика коробку и, открыв ее, показала Глебу:
– Вот. Смотри.
– И что это? – Он потрогал пальцем большие золотые монеты. – Это какие-то рубли?
Я улыбнулась.
– Это золотые николаевские империалы. Их было выпущено не так уж много, поэтому их цена довольно высока. – Я покрутила между пальцев денежку. – Ну… Можно сказать, что практически за две монеты я купила тебе машину. Их, конечно, продать безумно сложно, но у меня есть знающие люди.
– Мама! – Глеб смотрел на меня как на человека, упавшего с луны. – А Машин подарок, а твое кольцо, которое ты постоянно носишь, а то, что было надето у тебя на шее, когда была свадьба, а остальные империалы, которые, как я понимаю, в непонятном количестве хранятся в других банках… Откуда это?!
– Глеб… Я никогда не говорила тебе, но мы с тобой из очень древнего рода. Это незаконнорожденная ветвь нашего императора…
Он потерял терпение:
– Да, мама! Теперь я все понял. Сопоставил, проанализировал, вспомнил даты!.. И знаешь, для меня стало очевидно!
– Что? – Теперь уже был мой черед удивляться.
– А то, что из какого-то удивительного рода был наш Натаныч, который в память о вашей не укладывающейся в голове любви оставил тебе все свое состояние.
Из-за его слов на меня накатила волна смертельной тоски:
– Глеб, Глеб… Натаныч не то что не оставил мне своего состояния, он лишил меня такого… А это, – показала я на коробку. – Если бы только знал, кто на самом деле дал мне эти вещи… То ты бы сенсационный политологический материал написал.
– Ясно, – сказал Глеб, вставая, – снова диктатор. Африка тебе надоела, и теперь ты выдумаешь что-нибудь другое. Давай остановимся на версии с Натанычем. Это, по крайней мере, звучит правдоподобно.
На том мы и порешили. И договорились не возвращаться к этому разговору до тех пор, пока я окончательно не приду в себя…
После свадьбы все стало как-то потихоньку налаживаться. Проходили дни, недели… В какой-то момент я поняла, что с меня сняли наблюдение, которое после обыска я ощущала повсеместно. Теперь во дворе больше не было незнакомых машин. Телефон не издавал странных звуков. Да и вообще чувствовалось, что я перестала интересовать эти загадочные структуры, которые разрушили мою личную жизнь и лишили Россию великого будущего.
Я снова стала переводить свои турецкие тексты про соки. Начала видеться с подругами. И гуляла вместе с Машей по парку, разглядывая удивительные хрустальные деревья, на которые пролился ледяной дождь. Я была уверена, что это последствия климатических экспериментов Натаныча, о возможности появления которых он когда-то вскользь упомянул. Но теперь это уже не имело никакого значения.