Попытка – не пытка

После пятиминутного молчания Натаныч успокоился и, махнув рукой, произнес:

– А на самом-то деле только твой Отец народов и смог бы разобраться в том кордебалете, который творится за окном. Положа руку на сердце, нельзя не признать, что он обладал-таки глобальным мышлением и смог бы понять, в какую именно сточную канаву катится этот мир. Но кто же отважится подойти к нему хоть на метр?

Обрадовавшись, что вопрос о репрессиях временно снят с повестки дня, я одернула футболку и звонко выпалила:

– Я готова рискнуть ради отечества!

– Дура, – лаконично заявил мой интеллигентный оппонент. – Как есть дура. И чтобы ты раз и навсегда уяснила, что лететь к Сталину равносильно самоубийству, я назову тебе всего четыре буквы. Да, да! Всего таки четыре маленькие буковки русского алфавита. Нэ. Кэ. Вэ. Дэ. Все. Этого, я считаю, достаточно.

– НКВД? – тихо прошептала я, зачем-то скосившись на дверь. – Ты так думаешь? А может быть… Хоть, впрочем… Но была же хоть какая-то возможность поговорить с ним тет-а-тет?

Натаныч откинулся на спинку кресла, осмотрел меня с головы до ног и предложил:

– А давай переоденем тебя в пионерку и отправим на первомайскую демонстрацию вручать ему цветы?

– Ты серьезно?

– А что? Росточка ты дюймовочного. Телосложения практически изможденного. Выглядишь молодо. Если заплести тебе косички, повязать красный галстук, то за букетом никто и не заметит, что ты – шпионка из удаленного будущего.

– Ну а дальше-то что? – все еще принимая его издевательства за стратегический план, спросила я.

Более не в силах сдерживаться, Натаныч расхохотался:

– А дальше скажешь ему: «Спасибо вам, товарищ Сталин, за наше счастливое детство! Помогите нам обеспечить не менее счастливую старость!» Отвесь поясной поклон и вручи пачку деловой прессы за последние два дня.

– Ты меня достал! – Я встала из-за стола и стала ходить взад-вперед.

Через некоторое время, когда мы уже сидели в комнате, мне в голову пришла мысль:

– А давай подделаем пропуск в Кремль, и я схожу к нему на прием! Знаешь, у Паши, ну, у друга моего сына, отец работает на киностудии каким-то главным по реквизиту. Он однажды ребятам на маскарад давал костюмы петлюровцев. Вот он-то наверняка сможет мне состряпать нужную бумажку или корочку. Не знаю, как там это выглядело. А? Что ты скажешь?

Натаныч оторвался от монитора, куда глазел уже добрых десять минут, и, кусая измочаленный хвостик карандаша, спросил:

– Нет, что скажешь ты, когда наберешься наглости заявиться с этой липовой ксивой к нему в кабинет?

– По ситуации разберусь! – с запалом ответила я. – Ты, главное, меня туда забрось, ну а уж там мое красноречие поразит его до глубины души. Да и потом, я думаю, что если он узнает, откуда я прилетела, то выслушает меня с большим интересом.

По глазам Натаныча я догадалась, что вся эта история начала его серьезно увлекать. Правда, зная его, я понимала, что о благосостоянии родины он вряд ли печется – на это ему, скорее всего, было наплевать, так как его вполне устраивало существующее положение дел. Но зато он загорелся моей идеей как исследователь временного пространства. И именно на это я сделала ставку. У нас начинал складываться прекрасный творческий союз: он – чокнутый ученый, умеющий перемещать людей в прошлое, я – безбашенная патриотка, желающая превратить Россию в страну-утопию. Я все решила, и теперь от цели меня отделяло только одно: я не знала, какой именно момент истории оптимален для серьезного разговора.

– Как ты думаешь, в каком году мне имеет смысл с ним встретиться?

– В 1879-м! Удавишь его в младенчестве – и дело с концом! – Натаныч снова проявил себя некрофилом.

– Ну хватит уже! – рассвирепела я. – Пора разрабатывать стратегический план. У тебя есть какая-нибудь старинная одежда?

Он пошлепал в прихожую и с грохотом вытащил откуда-то огромный чемодан.

– Тут валяются какие-то шмотки моей дорогой кузины. Кажется, там было что-то и от ее матери. Вот. Думаю, это вполне подойдет.

Он бросил мне пропахшее нафталином ситцевое платьишко и пару стоптанных туфель. В таком виде идти в Кремль было просто неприлично. Поняв, что только на киностудии мне удастся найти полное снаряжение для импровизированной экспедиции, я распрощалась со своим теперь уже деловым партнером и отправилась домой, звонить отцу Павлика.

* * *

Пережив сорокаминутное плутание в коридорах «Мосфильма», я наконец нашла нужный павильон и устремилась к слоноподобному человеку в джинсовом комбинезоне:

– Здравствуйте, Александр! Я так вам благодарна за помощь. Вы даже не представляете, насколько важны для меня все эти вещи, о которых я говорила по телефону!

Он смущенно гоготнул и поставил передо мной серый ящик из-под какого-то оборудования:

– Вы садитесь, а я покажу, что смог нарыть.

Оказалось, что, пока я стояла в заторе на Бережковской набережной, ему удалось проделать колоссальную работу. Кроме шикарного платья, в котором какая-то сериальная дива изображала Еву Браун, и пары туфель, оставшихся от старого кинофильма про разведчиков, Александр исхитрился отыскать свеженькое удостоверение личности, выписанное на имя Ворошилова.