Попытка Реквиема

«Что не запрещено, то разрешено» – на дворе начало девяностых, окончательно рушится Великая страна, а, следовательно, рушится огромное количество запретов и вот уже в просторных залах Алтайского государственного университета, я с восхищением изучаю репродукции Сальвадора Дали и Константина Васильева. На всю страну неповторимыми шутками гремит талантливая сибирская команда КВН «Дети лейтенанта Шмидта», а «золотой» голос команды Виталий Гасаев поет в русской постановке рок оперы «Иисус Христос – суперзвезда». Это же целое событие! Целый мир не может ждать, и я тороплюсь, планы мои внушительны, в этом году мне предстоит поступление в институт, к чему я готовлюсь весьма обстоятельно. И пусть я пока пишу стихи только в стол, у меня есть самое главное – понимание друзей. Двадцать три года это вам не семнадцать, ты почему-то кажешься себе солидным мужчиной – ведь за плечами армия. В моей семье подрастает дочь и если и есть во мне страх, то только за ее будущее. Дни наполнены событиями, небо яркими красками и вдруг оптимизм начинает постепенно таять. С одной стороны в воздухе витает эйфория юной и горластой демократии – прекращается ссылка академика Сахарова, запоздало присуждают государственную премию Владимиру Высоцкому (наконец-то официальное признание), посмертно чествуют правозащитника (оказывается, у нас есть и такие) политзаключенного Анатолия Марченко, открыто поговаривают о новой Конституции. С другой… Люди вокруг начинают говорить на каком-то птичьем языке, все как один остро интересуются политикой. Вначале увлеченно, а затем уже и озлобленно до хрипоты граждане спорят на работе, на улице, в трамваях. Seditio civium hostium est occasion.³ Газеты пестрят ужасающими сенсациями о жизни кремлевских небожителей, которые на поверку оказывается всего лишь «дымовой завесой». Словарный запас пополняется непривычными словами, каждое из которых как плеть: «афганский синдром», «дефолт», «инфляция», «МММ», «ваучеры», «ГКЧП», «дефицит». С последним словом связана череда событий, по какому-то злому волшебству пропадают продукты в магазинах, их нет даже на складах, и вот уже, с изумлением я изучаю лежащие на ладони серые коротенькие бумажки – талоны на предметы первой необходимости: муку и сахар, табак и мыло. Происходит что-то непонятное, следствие деятельности «прорабов перестройки»: промышленность впадает в ступор, сотни людей разных возрастов и профессий остаются без работы. Грузчики, шоферы, продавцы, артисты, преподаватели, шахтеры, военные, профессора. Вскоре (а чем ты собственно лучше?) доходит очередь и до меня. Безденежье, безработица, безысходность. Страна пожинает первые кровавые всходы национализма: гремят Алма-Ата и Карабах.⁴ Как средство для выживания плодится спекуляция, появляются «челноки», частный извоз и платные туалеты, вокзалы оккупируют "напёрсточники", а остроумные журналисты моментально выдумывают слово – «лохотрон»⁵. Проходит совсем немного времени и вот уже цыгане у остановок торгуют совсем не жевательной резинкой или «палёной» водкой, на смену семимильными шагами идет «наркота». Правительство огромной державы постыдно клянчит деньги у Запада, но и держава в скором времени рассыпается как карточный домик. «Нет зверя свирепее, чем человек, если к страстям его присоединяется власть»⁶. Газеты сходят с ума, трубя о каком-то кровавом переделе собственности⁷, о криминальных разборках, но возможно это там, где-то в далекой и суматошной Москве. Это там царит вечная смута, это там разносят в клочья Белый дом залпами танковых орудий. Здесь же, в хлебосольной Сибири, этого просто не может быть, стрельба ночью совсем не стрельба, а просто хлопки простуженного автомобильного двигателя, ведь нельзя же озвереть в одночасье.

«Узаконенная проституция, простая кража имущества, кража со взломом, убийство, грабеж и разбой – для низших классов; тогда как изощренные хищения, скрытая и ловкая кража, умелая игра на человеческом скотстве, предательства и измены из тактических соображений, неимоверные уловки, наконец, все пороки и все подлинно доходные и элегантные преступления – все это ускользает от закона и остается монополией высших классов»⁸. Быть может, и так. Как само собой разумеющееся однажды я подметил много раз повторяющуюся, странную особенность простых рабочих людей: вначале они вполне искренне, до вдохновения боготворят шустрых политических лидеров, восходящих на Олимп, но уже через несколько лет начинают их люто ненавидеть. Что ж, мнение нынешних ведущих теоретиков о тех временах уже однозначно, и ничего положительного в этой оценке нет.⁹

…Утром, торопясь на работу люди практически не обращают внимания на сгоревший дотла коммерческий ларек (еще одно новшество), на полу которого лежит скрючившийся труп продавщицы. Незрячим можно быть очень долго, некоторым удается прожить с этим недолгий человеческий век…