Попытка словаря. Семидесятые и ранее

… Но ладно, это советская литература. Отцовский страстный интерес к опере и оперетте, аккомпанируемый его совсем недурным баритоном и манерой брать октавные высоты типа «Устал я греться у чужого огня…» в коммунальном душе в квартире на улице Горького или в душевой дачного поселка Нагорное, оставались рядовыми фактами нашей семейной жизни. Диковатым казалось увлечение брата революционными песнями, которые он с комической серьезностью затягивал почти отцовским голосом после 200 граммов. Но когда ровно после сорока я начал «балдеть» от Соловьева-Седого, Фрадкина и всей «сталинско-брежневской», преимущественно еврейской композиторской советской тоски, мне и самому как-то поплохело. Потом я попытался максимально рассудочно и эмоционально оценить причины и следствия. Выяснилось, что мне нравились и нравятся хорошие мелодисты. Качество имеет значение. А лучшие образцы советского композиторского искусства в гармоничном сочетании с безыскусными, но уже ставшими историко-культурными текстами Д’Актиля или Исаковского объективно обретали непреходящую ценность. Особенно в то время, когда их и заменить-то нечем. А какая-нибудь «За полчаса до весны», исполненная с легким белорусским акцентом феерическими «Песнярами», своего рода официальными хиппи Советского Союза? Эта абсолютно потусторонняя, мелодически впитавшая в себя все эмоции эпохи и одновременно этакая псевдонародная песня написана Оскаром Фельцманом, злоупотреблявшим комсомолом и пионЭрией и сочинившим «От Байкала до Амура мы проложим магистраль». Но, судя по всему, главное в другом: генная память все-таки просыпается именно после сорока – и начинаются странные процессы как раз в восприятии культурного наследия. Иначе как оценить поведение взрослого мужчины, со слезами на глазах слушающего Баснера – Матусовского в исполнении Георга Отса («С чего начинается Родина…»)? Какая, на фиг, «старая отцовская буденовка»? А потом вспоминаешь, что на этом, в сущности, воспитан. Точнее, это было не воспитание, а фон детства. Что важнее воспитания. Или оно и есть.

Фон детства можно назвать еще и саундтреком. И конечно, саундтрек советской власти, в том числе и времен моего детства, – это Исаак Дунаевский.

В 1940 году на экраны вышел очередной культовый фильм Григория Александрова «Светлый путь» с очередной культовой ролью Любови Орловой. Премьера сопровождалась очередным оглушающим успехом музыки Исаака Дунаевского. Прозвучал «Марш энтузиастов» – тот самый, где «нам нет преград». Поэт Анатолий Френкель, обладатель кокетливого псевдонима Д’Актиль, с которым активно сотрудничал обласканный властью, произведенный в депутаты от приграничных с Финляндией районов, но так и не вступивший в партию Дунаевский, сочинил слова, блистательно гармонировавшие с музыкой. Но допустил идеологическую ошибку, пропущенную всеми и обнаруженную лишь тогда, когда песня триумфально шагала по стране и исполнялась разными музыкальными коллективами.

К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься,
Мечта прекрасная, еще неясная,
Уже зовет тебя вперед.

Где ошибка? Правильно: не может быть в эпоху, когда уже давно прошел съезд победителей, минуло две пятилетки, а большой террор накатывал все более ровными и смертоносными волнами, «мечты неясной». Авторам крупно повезло – оргвыводов не последовало, просто пришлось заменить слова на строго противоположные. Мечта стала, естественно, «как солнце, ясная».

Ладно Д’Актиль, автор песни «Мы красные кавалеристы…», который немного пожил в Америке, а потом нашел время и место вернуться в Россию, – наивный человек. Но куда смотрел изворотливый Александров, где была осторожность Дунаевского? Ведь это на их глазах летом 1933 года, во время съемок «Веселых ребят» в Абхазии, чекисты забрали сценаристов Николая Эрдмана и Владимира Масса. А в 1938 году был расстрелян оператор тех же «Веселых ребят» Владимир Нильсен.

Дунаевскому и правда повезло, что он не сел, равно как и его коллеге и другу Леониду Утесову. Возможно, охранной грамотой была ошеломляющая слава – песни, которые распевала вся страна, не мог написать враг. Сказано же было вождем: «Жить стало лучше, жить стало веселее». И единственной по-настоящему убедительной иллюстрацией стал саундтрек эпохи, сопровождавший музыкальные комедии Александрова и лучшие программы оркестра Утесова. Только Дунаевского с Утесовым, в отличие от Александрова с Орловой, все время обходили со званиями и наградами. Александрову – орден Красной Звезды, Утесову – фотоаппарат, Александрову – Сталинская премия за «Весну», Дунаевского Сталин вычеркивает из списка награжденных. Вождь мирился с ними, но недолюбливал. Утесова называл «хрипатым», огромные гонорары Дунаевского его возмущали. А может, причина крылась еще и в антисемитизме корифея всех наук. Пошутил же как-то Утесов: музыкант – это не профессия, а национальность.