Попытка возврата

На фронте ситуация постепенно стабилизировалась. У нас-то и так было тихо, но вот группа армий «Центр» иссякла в своём наступательном порыве. Уже август, а они всё продолжают буксовать там, куда удалось дойти к середине июня. И похоже больше ничего им хорошего не светит. Советские войска стремительно учатся воевать и теперь смертельно больно огрызаются. А на наш участок опять пошли новые резервы. Это значит, что на центральном направлении всё настолько стабильно, что командование может себе позволить наращивать силы в других местах. Тем более до начала дождей и распутицы осталось месяц — полтора. А там и морозы ударят. Вот тут, я думаю, и сможем показать, чему за лето научились. Тем более в Калуге бои шли сродни сталинградским из моего времени. От города, говорят, почти ничего не осталось. Дрались за каждый дом, и немцы, несмотря на сильнейший напор, так и не смогли его взять. Вот где у наших настоящая кузница кадров получилась! Тем, кто прошёл через эти бои и выжил, уже ничего не страшно. Такие не то что от одиночного пулемётчика прятаться не будут, а взводом роту фрицев гонять смогут. Да и в наших местах бойцы за это время сильно поднаторели в ведении боевых действий. Дошло до того, что практически на моих глазах пехотинцы из бригады Рябова умудрились захватить целенькую троечку. То есть PZ.III. Причём додумались же! Во время отражения очередной атаки забросили на ствол танка две дымовые шашки, связанные верёвкой. Танк после этого проехал буквально метров пятьдесят и из него, прямо на ходу, начал вываливаться задыхающийся и кашляющий экипаж. Закопчённых фрицев ударно истребили, после чего вполне исправный танк был передан нашим танкистам. И таких случаев проявления смелости и смекалки становилось всё больше и больше. То втихаря подтащат миномёты поближе и ночью саданут по заранее разведанным позициям немцев. Пока те прочухаются, миномётчики уже успевают свалить. То устроят ложный аэродром, и немцы с тупой регулярностью его начинают бомбить. Причём, помню, долбали его дня два, пока не нарвались на истребительную засаду. Наши, вычислив периодичность налётов, подгадали время подлёта своих истребителей так, чтобы немцы, увлечённые будущей бомбёжкой фанерных мишеней, только-только подходили к цели. Шесть «юнкерсов» тогда одномоментно спустили на землю. А когда для выявления огневых точек чучело Гитлера в неприличной позе выставили? Немцы молотили по любимому фюреру из всего, что стреляет, а наблюдатели заносили в журнал наблюдений места расположения орудий и пулемётов. В общем из людей исчезла безысходность и истерическое состояние типа «Эх! Однова живём!» Глупую смелость с выскакиванием на бруствер и стрельбой по противнику уже никто не демонстрировал. А если кто и выкидывал подобные коленца, то не просто так, а при поддержке отделения, а то и взвода, готового открыть огонь по неосторожно высунувшемуся немцу, решившему поглядеть на бесплатный цирк.

Вчера же, когда решил сходить к Павлу Рябинину, командиру взвода пешей разведки, то застал у него в расположении комиссара полка. Тот среди разведчиков проводил политинформацию. Я из принципа не слушаю эту мудатень и уже собрался отваливать, когда остановился в ожидании ответа на вопрос. Незнакомый мне парень, видно из новеньких, спросил про второй фронт. И тут комиссар Геращенко ляпнул такое, что у меня челюсть отвалилась. А сказал он, что после крупного поражения американского флота на Тихом океане, штатовцы с трудом удерживают немногие оставшиеся у них острова, и вообще им с японцами справиться для начала не мешало бы, а то такими темпами Ямамото скоро начнёт со своих крейсеров обстреливать побережье США. Я слушал и офигевал. Это когда же жёлтые умники так постарались, что инициатива к ним перешла? Надо бы разобраться. Не откладывая в долгий ящик, подошёл к комиссару и предложил отойти в сторону, чтобы ответить на вопрос, связанный с большой политикой. Геращенко сначала с подозрением меня оглядел, но потом поняв, что я не шучу, весь расцвёл. Ну ещё бы, теперь он всем своим коллегам рассказывать будет, что полный пофигист Лисов у него международной обстановкой интересуется. Хотя непосредственно к этому комиссару я относился более или менее нормально. Обычный мужик, без особых заскоков. Только он сам меня опасался. Особенно после случая с докладом. А я тогда просто немного пошутил. Он все свои речи сочинял сам. И потом распечатывал их на старенькой машинке. Сей ценный агрегат доверял только личному писарю, который в этот момент, как назло, попал с отравлением в санчасть. Слив обожрался, и теперь подполковнику пришлось лично шлёпать по клавишам. Всё бы ничего, но вот он неосторожно оставил этот доклад, посвящённый дате очередного съезда, на столе. Я же — просто проходил мимо. Скользнув взглядом по первым строчкам машинописного листа, уже было пошёл дальше, но потом не удержался. А он сам виноват. Нечего было писать:

— Вот стою я перед вами, простой советский человек…