Попытка возврата

Из городка выбрался нормально, благо патрули так топали по ночным улицам, что звук шагов за два квартала можно было услышать. Ну и то, что госпиталь на окраине располагался, тоже помогло. А выбравшись, сильно озадачился, как быть дальше. То есть понятно — к своим выбираться. Но это — под сотню километров! Каждого куста опасаясь. И через линию фронта, в одиночку да недолеченным, тоже как-то стремно идти. Даже до заимки Окунина и то было километров сорок, а для разведки того района очень серьёзно готовились. Все пути просчитывая. Может, партизан поискать? Нет, не выйдет. Они же не грибы, чтобы под каждым кустом расти. Да и нет их здесь, насколько я знаю. В лесу же, в своей щегольской форме, буду отсвечивать как прыщ на носу у невесты. Значит, задача первая. Надо найти гражданку. Не в смысле добрую фигуристую бабёнку, которая бы меня приютила (хотя это тоже вариант), а цивильную одежду. И вот тогда, двигаясь в стороне от дорог, попробовать проскочить поближе к передовой и уже на месте разнюхать обстановку. Про то, что можно захватить машину, я и не думал. Это не сорок первый и даже не сорок второй. Сейчас на дорогах совсем глухо. Фельджандармерия работает, как зверь. Даже если и угоню транспорт, то проеду максимум пять километров, после чего благополучно спалюсь. А ещё надо учесть, что тут полицаи слегка пугаными (в связи с приближением фронта) толпами ходят. Да разные ОУНовцы с УПАшниками. Тяжёленько выйдет… Блин! Совсем упустил, что ещё Сулу форсировать придётся… А ведь не май месяц. То есть как раз таки май, но вот вода ещё холодная… Ничего толком не придумав, устав к рассвету как собака, зашёл подальше в лес и завалился отдыхать в каких-то буреломных зарослях. Заодно подкрепился. Ленка сунула в ранец и консервы, и здоровенный шмат сала с хлебом. Но вот ножа не было… Зато было сразу две фляги. Одна с водой, а другая со спиртом. Для начала выпил таблетки и начал задумчиво крутить сало, соображая с какого боку к нему подступиться. Вгрызаться в этот шмат целиком как-то несподручно, но выхода не было. Пока жевал — ругал себя последними словами. Тоже мне разведчик! Увидел бабу и растаял. На хрена, спрашивается, ей свою фамилию сказал? Вполне достаточно было позывного. Вот что значит моё почти полуторамесячное воздержание и её красивые глазки. Воистину язык быстрее мозгов работает… Но потом, вспомнив приятные округлости Нахтигаль, незаметно успокоился и, хряпнув из второй фляги — для сугрева, уснул. Вечером, закинувшись таблетками, снова двинул на восток. Хоть и топал почти всю ночь, но прошёл километров пятнадцать, не больше. Сначала наткнулся на дорогу, и пришлось делать большой крюк. Потом чуть не влетел в здоровенный овраг и не свернул себе шею. Его тоже пришлось обходить. А под утро услышал шум моторов. Но не автомобильных. Самолёты летят. Через пять минут до меня дошло, что они как-то долго летят. Что за фигня? Приставив ладони к ушам, начал крутить головой, пытаясь определить, откуда идёт звук. В лесу это получалось плохо, но вроде направление определил. Слева по ходу движения… Подумал, почесал репу… Любопытство, конечно, и кошку сгубило, но вот посмотреть, что там происходит, надо. Нельзя такие непонятки у себя в тылу оставлять. Шум, конечно, был очень похож на тот, что издают множество самолётов, прогревающих двигатели. Только вот куда они намылились? До рассвета ещё часа полтора. До наших позиций лёту, ну максимум, с полчаса. По темнякам заниматься бомбёжкой — дело неблагодарное. Это если только города бомбить. Тот же Харьков к примеру. Но там уже бомбить нечего — и так одни руины… За этими рассуждениями дошёл до края деревьев. Так и есть — аэродром. Пока пялился — на взлёт пошло очередное звено. Видно было плохо, но на «лаптежников» не похожи. «Дорнье», скорее всего. А ещё через час, когда все самолёты улетели и в рассветной дымке начали проступать силуэты, я с удивлением наблюдал эвакуацию аэродрома. Немцы споро грузили в «Татры» различное барахло. По мере загрузки машины выстраивались в колонну. Последними снялись зенитчики. Пока наблюдал за этой неожиданной сменой дислокации, метрах в ста от меня затарахтел двигатель. Епрст! А это что такое? Уже достаточно различимый в свете поднимающегося солнца возле деревьев стоял маленький самолёт. Как наш кукурузник примерно. Только не с двумя, а с одной парой крыльев. Моноплан однако. «Шторьх» называется. Вспомнив наименование немецкого связного самолёта, я удовлетворённо шмыгнул. А что — всего третий раз вижу это чудо. Говорят, он может в воздухе зависать при хорошем встречном ветре. Или лететь со скоростью 50 км/ч. А может и 150 выдать. Ну точно как наш ПО-2. Только у него кабина закрытая и он трёхместный. Пока разглядывал самолётик, меня посетила мысль. Даже — МЫСЛЬ! Ёлки-палки, или сейчас один раз рискнуть и через полчаса я уже Гусеву «подъём» в ухо орать буду. Или с непредсказуемым результатом попытаться дойти до передка и проскочить через хорошо укреплённую линию фронта. А ведь бок после вчерашней ночёвки опять себя как-то нехорошо ведёт. Пока соображал, ноги сами понесли в обход открытого места к прогревающему двигатель самолёту. Краем глаза увидел, что у меня появились конкуренты. Пока я давал кругаля, к «Шторьху» напрямую подходили две фигуры. Одна худая и длинная, а вторая поменьше и с портфелем. И тут они увидели мою тушку, резво рысящую в их сторону. Длинный очищал палочкой сапоги и не сразу меня разглядел. Зато его напарник уже удивлённо пялился в мою сторону. Паники пока не было — форма делала своё дело. Да и что было паниковать? В трёхстах метрах целая толпа солдат, или уже сидящая в грузовиках, или готовящаяся сесть. А я пока от всех прикрыт корпусом самолёта. Да и туман рассветный сильно помогает. Не дойдя до парочки шагов двадцати, но уже разглядев знаки различия, достаточно громко, чтобы услышали через шум движка, крикнул: