— Леха, бросай пулемёт и быстро за руль! Я сейчас выскочу, а вы быстро дальше валите!
— Товарищ старший лейтенант, вместе уйдём! Не надо оставаться!
— Ты что, бля, рядовой, приказа не понял?! Марш за руль!
Дав по тормозам, выскочил из машины и, пока Пучков занимал моё место, подхватил пулемёт и побежал к здоровому валуну возле обочины. Машина, газанув, рванула вперёд, а я, плюхнувшись возле камня и поправив ленту, приготовился встречать преследователей. Хорошо ещё, что дорога шла, петляя между скал, и мою высадку фрицы не могли увидеть. Минуты через полторы они появились. Впереди цугом неслись три мотоцикла. Выцелив первого, дал короткую очередь, а потом длинно лупанул по остальным. Вот это другое дело! Это не со скачущей машины стрелять! Один байк на всей скорости влепился в скалу, второй, резко вильнув, свалился в глубокий обрыв, что шёл за обочиной. А третьему, видно, попало в бензобак, потому что он эффектно рванул и, перевернувшись набок, проехал по инерции ещё метров двадцать, где и остался лежать, чадя горящим бензином. Остальные поклонники быстрой езды, шустро сообразив, в чём дело, спешились за поворотом и принялись густо поливать мой валун пулями. Ну, это надолго. Если сейчас не подстрелят, то я до приезда отставшего БТРа их тут удержу. А там как повернётся. Против немецкого колёсно-гусеничного гроба у меня есть два аргумента в виде противотанковых гранат. Так что, если повезёт, может быть, и его урою. Только вот куда потом самому деваться? В обрыв сигать — это верный кирдык. Если сразу ноги не переломаю, то меня сверху добьют. По скале выскочить тоже не выйдет. Я же не Карлссон, пропеллера сзади не имею, а тут не всякий скалолаз справится, да и фрицы клювом щёлкать не будут. В момент дырок наделают.
А ведь как всё хорошо начиналось…
Без проблем перейдя линию фронта, мы ночью проскочили километров двадцать, в глубь полуострова. Отдохнув и оглядевшись, уже днём вышли на дорогу. Там стояла разбитая полуторка. Но все повреждения на ней были со стороны, обращённой к полю. С дороги она смотрелась более или менее целой. Вот мы и встали возле неё — типа этот трофей только что сломался. Дорогу в оба конца было видно хорошо, поэтому торчали там безбоязненно. В случае чего можно было укрыться в придорожных кустах. Что мы два раза и делали. Один раз, когда ехали два тентованных грузовика — хрен его знает, что у них там в кузове, может, солдаты? А второй раз даже жалко было упускать. Легковушка, прям как на заказ, в сопровождении мотоциклиста. Явно какой-то чин катил. Но в это время с другой стороны дороги показалась колонна, и мы только проводили лакомый кусочек жадными глазами. Часа через два наконец повезло. Четверо немцев на двух байках остановились по взмаху руки орденоносного Гусева. Трюк с поломанной машиной сработал. Фрицы до последнего ничего не заподозрили, и мы с двух сторон за считанные секунды накрошили их в капусту. Один мотоцикл запихнули в кусты, предварительно перелив из него бензин. На второй взгромоздились сами и с ветерком покатили по пыльной дороге к далёким холмам, виднеющимся на горизонте. Рыскали почти до вечера. С одной стороны, нам везло — никто не останавливал, а с другой — никак не получалось найти заказанного языка. Вечером уже заехали в небольшой татарский аул. Там все резко обрадовались. Глава местного самоуправления лично вышел встречать доблестного офицера вермахта. Я выступал в роли знающего немного русский язык и поэтому служил переводчиком. Главный аульный баскарма, путая русские и татарские слова, говорил о неземном счастье видеть у себя таких бравых солдат-освободителей. И очень сожалел о столь редких появлениях у него в посёлке немецких солдат. Человек двадцать мужиков, вооружённых кто чем и представленных как отряд помощи полиции, радостно скалились и все норовили двумя руками, с полупоклоном пожать руку Серёге. Потом главный пригласил нас к себе в дом и там, в перерывах между поглощениями разных вкусняшек, преподнёс Гусеву поднос, на котором лежала целая куча красноармейских книжек. Это, как он объяснил, были документы тех бойцов, которые имели неосторожность появиться вблизи поселения и были пущены под нож храбрыми помощниками нового режима. Серёга, скаля зубы в улыбке, потрепал главного бая по щеке. Тот размяк, как барышня, и приказал принести ещё пожрать. Блин. Я на какую-то секунду испугался, думая, что майор не выдержит и свернёт шею гостеприимному хозяину. Но он сдержался и после сытного ужина нас наконец оставили в покое и уложили спать. Наутро, снабдив кучей вкусностей на дорогу, вышли провожать всем аулом.
— Суки! Суки! Всех под корень! Ни одна падла не уйдёт! — рычал Гусев, когда мы отъехали от посёлка. Он, сидя в люльке, крутил в руках полевую сумку, распухшую от красноармейских книжек, и крыл матом местное население.
Минут через десять мне это надоело, и я сказал:
— Слушай, Серёга, а ты не задумывался, почему они на немцев работают? Может, им наши хуже немцев были. Может, настолько херово обращались, что они фрицев за освободителей считают?
Майор аж взвился: