А парень-то — без ноги. Вон, штанина по колено подвязана. Сын, наверное, управдомши. Повезло тётке — хоть и инвалида, но дождалась. Правда, когда познакомились и начался разговор, выяснилось — совсем даже не сын. Её дети вовсю воюют. А это сосед, Игорь Селиванов — профессорский сын. С ним вообще петрушка получилась. Два месяца назад на Игоря пришла похоронка, и его отец, только эту страшную бумагу прочёл, так и умер сразу — сердце не выдержало.
— Мы Георгия Ивановича всем домом хоронили. Антонина Петровна, жена его, ещё в тридцать девятом году скончалась.
Рассказывала тётка, утирая глаза платочком. А потом тётя Надя, так зовут нашего управдома, сделала то, что положено было сделать по закону. Так как квартира осталась без хозяев, она её опечатала и соответственно доложила по команде. Хата пустовала недолго. Чуть меньше месяца назад в неё заселились новые жильцы. Бывший председатель облпотребсоюза из Львова, с чадами и домочадцами. А три недели назад нарисовался живой, хоть и не совсем здоровый Игорь. Тётя Надя сама начала бегать по инстанциям, пытаясь помочь Селиванову, но не тут-то было! Её футболили в лучших чиновничьих традициях. Потом ходил сам Игорь. Его послали ещё дальше.
— Ты представляешь, сидит морда поперёк себя шире и говорит, что у него фондов нет. А когда я в третий раз к нему пришёл, вообще милицией пригрозил. Это когда я на него орать начал. Этот гад мне заявил, что лучше б меня действительно убили, чем я сейчас буду у занятых людей время отбирать и ещё права качать.
Я курил подряд пятую папиросу, глядя на этого летеху с орденом Красной Звезды на гимнастёрке. Во рту было погано, на душе тоже. Чувствовал себя, как большой чайник, который уже даже не закипал, а бурлил. Ну, блин, козлы — считай допрыгались! Вот, оказывается, когда эти чиновничьи сволочи, что в моё время буйно расцвели, зарождались. Ну да я их рождение под корень, в самом начале пресекать буду, по мере сил. Благо, сил у меня сейчас для этого немеряно. Затушив бычок в переполненной пепельнице, поднялся:
— Давай, Игорь, собирайся, пойдём опять к этому широкомордому сходим. На этот раз вместе.
— Илья, смысла нет. Сказали, чтобы раньше чем через три месяца и не появлялся. Тогда, может, комната в коммуналке появится.
Тут влезла тётя Надя:
— А он у меня пока поживёт. Мы уже договорились. Не стеснит нисколько. Да и мне в радость, на него глядючи, хоть своих мальчишек вспоминаю…
— Я сказал, пойдём! Не фиг тут рассуждать.
Но Селиванов, которого не сломали немецкие танки и которого растоптали наши чиновники, только махнул рукой:
— Ты не думай, что твоя форма энкаведешная их впечатлит. Им плевать на всё. Их только пулемётом пронять можно.
— А я их формой впечатлять и не буду. Я их широтой души впечатлю. До печёнок до самых. И хватит сидеть! Одевайся быстро!
В общем, побрели мы с Игорем к его обидчикам. Можно было, конечно, смотаться к тому предупредительному шпаку, который всё бы моментом развёл, но мне этого не хотелось. Хотелось крови. М-да… На костылях летеха ходил совсем хреново, по льду они разъезжались — и приходилось его всю дорогу поддерживать, чтоб не брякнулся. Но всё-таки дошли. Первым в кабинет пытался запустить Селиванова. Но секретарша была на стрёме и встала на оборону начальника всей необъятной грудью. Я сунул свою гебешную корочку и прорычал в лучших традициях «душителей свободы»:
— Ты что, кор-р-рова? Не поняла, кто пришёл? Север от снега очищать хочешь?
И пергидролевая мадамка сдулась. В кабинете за столом сидел удивительно мордатый тип. Действительно, такую физиономию, за три дня не объехать. Он удивлённо поднял брови, увидев меня, но потом заметил Игоря и сморщился, как от зубной боли. Поднял в останавливающем жесте руку и пытался что-то сказать, но не успел. Сделав три быстрых шага, я слегка перегнулся через стол и с удовольствием влепил ему в ухо. Жиробас, по-бабьи охнув, улетел со стула в угол. И там я его начал месить и руками и ногами. Сдерживался, конечно, чтоб не прибить сразу, но было очень тяжело не удавить эту гадину. Бил молча. Типус, как ни странно, тоже сначала молчал. Только минуты через две смог один раз вякнуть. В открывшемся проёме двери мелькнуло белое лицо секретарши и пропало. А я, превратив напоследок губы начальника в вареники и выбив, как минимум, несколько зубов, поставил его возле стенки, придерживая одной рукой, а другой достал пистолет. Сделав шаг назад, выстрелил два раза так, чтобы пули прошли впритирку возле ушей. Мордатый обгадился и потерял сознание. Фу-у-у! Брезгливо сплюнув, посмотрел на потрясённого Селиванова. Он в самом начале даже попытался влезть и меня остановить, но одного взгляда было достаточно, чтобы лейтенант остался стоять возле дверей.
— Видишь, Игорь, как с ними надо? Просто показать широту души — они и впечатлятся. А ты говоришь — пулемёт… И без пулемёта жидким гадятся!