Кухонная девчонка не приближалась, но и не уходила — делала вид, что рассматривает проплывающий по правому борту берег. Любопытная она. Гру тоже было любопытно: с кем из мужчин живет, да кому из экипажа роднёй приходится? То, что не просто кухарка, понятно. На кухне, что здесь изощренно «камбузом» обозвали, она младшая. Посуду моет, столы-котлы чистит, это понятно. Но никто ее не пытается потискать или нагнуть, да вроде и вообще не зубоскалят на обычную похабную тему. Хотя на саму кухню свободные от вахты моряки имеют привычку заглянуть, словом с поваром перемолвиться, заодно и помочь по мелочам. Вроде как развлечение, не хуже болтовни в той комнате, что «кают-компанией» наречена. С другой стороны, когда корабль сложный маневр совершает, все работают на палубе, включая повара, а порой и пассажиров. Даже сероглазая шмонда-стукачка на подхвате вертится, со снастями помогает. Правда, сложности у «Козы» не так часто случаются — летит корабль сам собой, привязанная за кормой салми на волне лишь удивлённо подпрыгивает. Удивишься тут: небывалый корабль. Команда невелика, вот бы его загеберить. Когда хозяева из-под замка выскользнут, то отчего не попробовать? Впрочем, снасти чересчур сложны, втроём не управиться, а держать пленников Укс не любит. Хлопотно с ними, с пленными.
— Невкусно, что ли?
Гру на миг встретился взглядом с девчонкой — сердита. Привыкли кухонные, что их стряпню непременно хвалят. А чего жратву каждый раз превозносить? Понятно, что стряпать умеют здорово. Вон, поджаренный ломоть, то ли солонины, то ли копченины на языке так и тает. Картофель опять же… как его так хитро нарезать можно, вообще непонятно.
— Ну, — решил одобрить яство Гру, разбираясь с остатками гарнира. Раз девице столь желанно комплиментное пустословие слышать, пущай блаженствует. Она безвредная, а с нас не убудет.
— Снизошел, значит? — хмыкнула безвредная. — Благодарствую превелико.
— Ну, изъяснять я не обучен. А так вкуснота, аж язык заглотнётся, — пробормотал Гру.
— Да не надсаживайся, — девчонка в сторону пленника не смотрела, оперлась о бортовой брус локтями и принципиально продолжала высматривать что-то на рыжих склонах пустынного берега. — Не обучен, так не обучен. Какой с вас спрос: банда дикая, нелюдская, — живоглоты да невежды. Кушать, правда, с ножа и вилки обучены, а так дарки дикарские.
Э, ющец попутал, тут подловила. Гру понеуклюжей шевельнул ложечкой, что заменила столовый нож, плюхнул картофелину на дно миски, разбрызгивая остатки подливы.
— Чего ножик-то? Отобрали у меня ножик.
— Ну, — со сдержанным ехидством поддакнула кухонница. — Обездолили бедолагу. От безутешности мигом научился жрать как воспитанный человек. Уж не знаю, сколько ты глоток перерезал, но за благородный стол тебя определенно сажали. Видать, в моде нынче такие пытки.
— То случайно, ну, — неблагодарный едок со звучным всхлюпом облизал ложечку.
— Не заглоти невзначай, — предупредила девица. — А то мы приборов недосчитываемся. И не трясись — не буду я про твои благородные манеры рассказывать. Нам до таких мелочей дела нет. Отпустят тебя гулять по малолетству. Вот если снова попадешься…
— Весьма признателен. Если что, я тебя тоже на первый раз отпущу. Подрастать.
На верхушке мачты в «вороньем гнезде» фыркнули. Собеседники вскинули головы — за парусиной и снастями ничего видно не было. Где-то там сидела вечная наблюдательница матрос-девка по имени Го — понять, за какие провинности ее неизменно загоняют на тесный насест, Гру так и не смог. Может, полюбовник красотки ее подальше от остальных держать приноровился? Логос-тошнотворец их тут разберёт, но уж точно расслышать негромкий разговор наблюдательница сверху никак не могла — человечье ухо слабовато. Но дурно вышло.
Гру вытер миску последним кусочком лепёшки, сложил внутрь столовый прибор — ложки-вилки на корабле имелись просто на загляденье: удобные, оловянные, с вензелем «К» на ухватистых черенках. Девчонка подхватила посуду:
— Кружку занести, чиркун.
Унеслась к камбузу. Гру утер рукавом рот, вздохнул. Краснеет она, конечно, оригинально: узкие яркие полосы зажглись от самых висков: точно цветком-багрянцем по щекам мазнули. Обиделась. Мелким воришкой, стригалем кошелей обозвала. Это напрасно — отбирать деньги приходилось, а уводить мелочь у раззяв — это не наше. Впрочем, откуда ей знать? Она ж из городских, избалованных: таких учат только стряпне да постельной услужливости.
Отвар, что здесь звали «чаем», вроде и хорош на вкус, но что-то в горло не шел. Гру встал, собираясь отнести кружку, но тут с мачты заорали:
— Еловек лево по орту!
— Двое человек! — немедля откликнулся омерзительный коротконогий дарк, что сейчас тоже взобрался наверх.
Ну. Опять засвербело у Логоса-дристадержца. Может, та самая монета-судьба, кою хозяева уверенно дожидаются, из божьего кошеля выскользнула, да сейчас негромко о палубу звякнет? Расслышать бы тот звон…
Гру пристроил кружку под стену надстройки: как бы в суете да беготне не помяли соразмерную и приятную руке посудину.