Попытки любви в быту и на природе

— Инфантище, хватит мудить, — предложил я. — Если она от тебя убежала в никуда, в ночь, в сырость, в холод и голод, то неужели она пойдет добровольно на твой голос?

— Да нет, — ответил вдумчиво Инфант, — я просто думал, что раз собаки стадные животные, то они любят подвывать друг другу, особенно на луну. Вот я и завыл, чтобы она мне ответила. А я бы по подвыву ее местоположение тут же запеленговал. И тогда бы точно ее изловил.

— Ты просто таежный разведчик, просто Чингачгук, просто «последний из могикан», — догадался я про Инфанта вслух и тут же пожалел, что вслух. Потому что от обилия непонятных литературных терминов Инфант прямо на глазах напрягся и даже привстал с парапета. — Потом объясню, — тут же пообещал я на будущее.

Мы ее найдем? — обратил ко мне полное надежд лицо Инфант. — Она ведь не может пропасть бесследно! Ведь должны остаться какие-нибудь следы! Например, кусочки линяющей шерстки на асфальте… или, вот, орошенные Дусей кустики, или хотя бы… — Тут он сбился и продолжил уже совсем по-другому: — Нам необходимо ее найти, слышишь, просто необходимо! А то Жека меня убьет. Ты же знаешь Жеку, она резкая, особенно по отношению ко мне. Ей только повод дай… А тут Дуся потерялась. Точно убьет.

Не только тебя, подумал я, но сказал другое:

— Ты лучше скажи: что ты с ней сделал такого, что она от тебя деру дала?

— Да ничего, — начал обманывать меня Инфант.

— Инфантище, — подошел я к нему поближе, — если ты мне сейчас мгновенно не сознаешься, я тебе торжественно клянусь: я не только Дусю искать не буду, но и от Жеки тебя оберегать не намерен. И в лесу завтра насиловать будут тебя. И не сексуально в шутку, а на полном серьезе и совсем не сексуально.

Похоже, угроза подействовала, особенно про Жеку, так как ее Инфант побаивался не понарошке.

— Да правда, ничего… Ну помнишь, тогда, в «Горке», как она, эта Дуся, себя вела разболтанно, совершенно без достоинства. Лизалась с кем хотела, на руки ко всем шла. Совершенно она не гордая оказалась. А ведь девочка. А все потому, что ее не воспитывал никто, особенно в детстве. Твердой мужской руки она не знала.

— Так ты чего, ее воспитывать, что ли, взялся?! Ты чего, сдурел? — не выдержал я. — Тебе же ее только выгулять надо было. И все, и домой отвести. Я же тебя предупреждал, чтобы ты с ней в личностные отношения не вступал. Дал ей присесть у кустика, и домой.

— Так в том-то все и дело, — перебил меня Инфант, — что не хотела она приседать.

— Почему не хотела? — не врубился я с ходу.

— Я ж говорю, разболтанная, — повторил Инфант. — Вот и не хотела приседать. А все норовила ногу заднюю задрать. А ноги задирать девочкам не полагается, так только мальчики писают. Девочки всегда приседать должны. Особенно собачки. Вот и не стерпел я. Не мог я мимо такой разнузданности пройти, должен я был ее научить…

— И как именно ты ее учил? — искренне поинтересовался я, потому что мне сразу стало интересно.

— Да по-разному пытался, — ушел от прямого ответа Инфант. — Но она упорно свою заднюю лапку все норовила поднять. Как будто специально, как будто мне в отместку. С трудом удавалось удержать ее.

— Удержать! — еще больше изумился я.

— Ну да, — подтвердил Инфант, — а как же иначе? Ведь чтобы присесть научиться, она по-прежнему должна была писать хотеть.

— Короче, ты, Инфантище, ей писать спокойно не давал, — оценил наконец я полностью ситуацию. — Потому она от тебя и убежала.

— Да не потому, — вздохнул Инфант и опустил глаза.

— А что еще? — удивился я садистской нескончаемой Инфантовой изобретательности.

— Ну помнишь, — он так и не поднимал глаз, — тогда, в «Горке», когда я ее хотел с винных бутылок сдвинуть, она меня тогда лизнула в морду. Думаешь, мне приятно было?

Я молчал.

— Язык-то у нее жесткий, шершавый и очень мокрый. И прямо в нос мне угодил. Знаешь, как мне обидно было?

— И что ты с ней сегодня сделал? — спросил я, теряя терпение.

— Ну вот я и воспитывал ее аналогичным образом. Как она только лапку принималась поднимать, я ее тут же в нос и лизал. Чтобы не поднимала больше. А научилась приседать.

— Что-что?! — не поверил я. — В нос?!

Ну не всегда в нос получалось, — поправился честный Инфант, — иногда промахивался. Она ведь верткая, крутилась вся у меня в руках, вырывалась. А там вокруг носа у нее сплошные волосы, вот я и наелся их до отвала. — Тут он сплюнул и поднял на меня глаза. — Ну а что? Кто еще ее воспитает правильно, если не мы? Что она, так всю жизнь лизаться и будет? Да еще к тому же лапку бесстыже поднимать? Девочка… и лапку!

— То есть ты зализал собачку до полусмерти, — начал стыдить я Инфанта. — Воспитатель хренов! Ты сам-то понимаешь, что не для Дусиной пользы ты ее воспитывал, даже не для собственного удовольствия… А для примитивной, низкой мести. Или ты все-таки удовольствие тоже немного получал?

И тут мне пришла новая, вполне правдоподобная мысль про Инфанта.

— Может, ты вообще всех женщин зализываешь, если они не приседают, как тебе надо, а ножки поднимают? И лижешь, пока они не вырвутся и не засеменят от тебя подальше, оглядываясь настороженно, — подвел я ошарашенную черту.