Попытки любви в быту и на природе

— …и один из путей, к которому прибегали кубинские сутенеры, было обычное человеческое изнасилование. По-кубински, конечно, с танцами, карнавалом, текилой. С обоюдным удовольствием, одним словом, — заканчивал свою лекцию Илюха. — Я вам просто по энциклопедическому тексту цитирую.

— Какая такая энциклопедия, — не поверил подозрительный Инфант, — чтобы о кубинских сутенерах писать?

— Да есть одна, — слишком расплывчато ответил Илюха, но Инфанта ответ, кажется, удовлетворил.

— А я-то думал, что кубинки просто трахаться очень любят, — наивно заметил я. — Вот и шли в сферу специфического обслуживания добровольно, без всякого насилия. Я-то думал — это у них в латиноамериканской крови такая большая тяга к сексуальному общению.

— Не упрощай, старикашка, кубинок, — посоветовал мне Илюха. — Кубинки разные бывают. Попадаются и такие, которых нам, сутенерам, силой брать приходится. А если сила не помогает, то хитростью. А как же иначе… — И он снова начал пространно пояснять, видимо, снова одалживая сведения у энциклопедии.

А Жека шла за нами, не слушая и не принимая во внимание Илюхины свежие познания. Ей было достаточно зрелища новой Б.Б.-шной походки, его двух обтянутых ягодиц и того энергичного танца, который они выделывали на полном ходу. Мы только оборачивались иногда на Жеку, чтобы убедиться, что она еще здесь, с нами, что не осела снова на разогретый от долгого дня асфальт.

— Стариканер, — вернул я Илюху с далекого острова в теплом Карибском море, когда мы уже вошли под сени сокольничих парковых дубов, — ты оскал себе тоже наработал? Я имею в виду, лицу своему?

— С оскалом не получилось, — посетовал он. — Я и так пробовал, и по-другому. Не идет мне оскал. Мы, кубинцы, жизнерадостные слишком, зато вместо оскала я улыбку себе подобрал. Очень сутенерская улыбка, с латиноамериканским таким вывертом, двусмысленная, , обволакивающая, белозубая. Сейчас покажу.

Он обернулся к Жеке, которая все топталась со стороны его спины, и тут же выдавил из себя незамаскированную сальность, приукрашивая ее кривой, перетянутой в одну сторону улыбкой и неутомимо подмигивающим лицом.

— Ну что, красотка, — проговорил он своим новым, тоже пританцовывающим голосом, — поразвлечемся, может, в тени дубрав. Не пожалеешь, я девчонок счастливыми делаю. Особенно, ты ж сама знаешь, своими кубинскими размерами и темпераментом. — И, двинув призывно бедрами, Илюха протянул к Жеке темпераментные руки.

И правильно, кстати, сделал, потому что мы бы ее подхватить не успели, так быстро она начала оседать. А Илюха все прижимал ее почти безжизненное тело к себе и приговаривал уже более тихим, успокаивающим, размеренным, прочувственным голосом, который с румбы незаметно перешел на плавную салсу:

— Ну что ты возбудилась так сразу, — шептал кубинский сутенер Илюха, поглаживая Жеку по волнистой ее прическе. По-братски как бы поглаживая, с пониманием. — Я же про счастье говорю, ты такого счастья и не чувствовала еще в жизни. Небось читала про нас, про кубинцев, в энциклопедии. Знаешь ведь, что лучше нас никого и нету, разве что доминиканцы, может быть. Ты на всю жизнь счастливая останешься. И благодарить будешь, и не сможешь больше ничего и никак, кроме как только…

Он в конце концов все же выпустил ее, Жеку, потому что ну сколько мог он ее руками поддерживать? И она сползла в результате прямо на мягкую зеленую травку и там и осталась, мелко подергиваясь и вздрагивая конечностями. От нее почти не отлетали никакие звуки, только лишь иногда одна фраза прорывалась сквозь немоту. «Ой мамочки, не могу…» — шептала она и переваливалась на другой бок.

— Вставай, — вступился я наконец за Жеку, сам смахивая невольные слезы, — платье свое светлое испачкаешь. Не в чем репетировать будет. И ты, стариканер, кончай, — перекинулся я на Илюху, — не злоупотребляй своими соблазнительными кубинскими интонациями. Видишь, что с ней делается. Ты мне участницу повредишь сейчас и сломаешь всю тренировку. Репетицию, в смысле. Завязывай. Мы оценили, подходит образ. Оставь Жеку в покое. Когда к изнасилованию вплотную подойдем, тогда пожалуйста, а пока оставь.

И Илюха послушался и перестал быть на время выразительным кубинским мачо, а потом мы еще ждали, пока Жека приходила в себя.

— Итак, ребята, — расставил я участников в первой мизансцене, когда мы пришли на заранее подготовленную мной площадку. В смысле, полянку. — Ты, Инфант, находишься с Жекой у этой березы, то есть прижимаешь березу к ней. Или ее к березе.

И так как Инфант не понял, кто кого и куда прижимает, я взял его за руку и навалил на Жеку, которая послушно заняла отведенную ей позицию, упираясь спиной в березу, а лицом в Инфанта. Хотя не уверен, что ей хотелось в него лицом.

— Так чего мне делать? — спросил режиссера Инфант, который вообще как артист был вяловат немного.

— Ну как что? — пояснил я его роль. — Ты в любви и любовь свою прятать не собираешься. Вот и давай демонстрируй.

— Как? — снова не понял Инфант, потому что артисты — они вообще как дети, привыкли, что им все режиссеры разъясняют и подсказывают.