Читаем Пора надежд полностью

Как я честно признался Мэрион, меня никогда не покидала надежда жениться на Шейле. Правда, с того дня, когда я сделал ей предложение, я ни разу больше не заговаривал о браке. Но она, конечно, знала, что намерение мое неизменно, хотя гордость и не позволяет мне докучать ей своими домогательствами, и что для нашего брака требуется только ее согласие. Собственно говоря, в последнее время мы не раз толковали о будущем. Казалось, Шейла все больше и больше уделяла мне внимания в своих мыслях, письма ее бывали порой теплыми и задушевными. Однажды она призналась мне — это было признание, вырвавшееся из глубины ее скованного сердца: «С тобой я не чувствую себя счастливой. Но ты даешь мне надежду, и я не уйду от тебя!»

Эти слова Шейлы привели меня в такой восторг, какого не вызвало бы даже откровенное признание в любви, входящее от другой женщины. Я надеялся, верил и надеялся, что узы, связывающие нас, достаточно сильные, что Шейла не сбежит от меня и выйдет за меня замуж. Теперь брак наш стал реальной возможностью. В начале июля 1930 года я, как всегда, произвел подсчет своих доходов. За минувший год я заработал около четырехсот пятидесяти фунтов. А дела все поступали и поступали. Теперь я уже твердо мог рассчитывать на вполне приличный заработок. Более того: даже на весьма солидный.

Но через неделю после того, как я произвел этот подсчет, проснувшись утром, я почувствовал головокружение, похожее на то, какое было у меня во время подготовки к выпускным экзаменам. Поначалу я не придал этому серьезного значения. Только дня через два я вынужден был признать, что нездоров. Я вспомнил, что в последние месяцы часто переутомлялся. Вернувшись из суда домой, я валился на диван, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и лишь тупо смотрел, как темнеет оконный проем. Я пытался внушить себе, что головокружение — лишь результат усталости. Но оно не исчезало, тело у меня словно налилось свинцом, и, выйдя на улицу, я чувствовал, что тротуар уходит у меня из-под ног.

Подчиняясь смутному инстинкту, я скрывал свое состояние от всех. Я попросил Чарльза Марча рекомендовать мне врача, заметив, что в Лондоне еще ни разу не болел, но сейчас хочу показаться в связи с легким раздражением, появившимся у меня на коже.

К врачу я отправился отчасти с опаской, а отчасти в надежде, что он успокоит меня, как некогда Том Девит. Однако в первый раз он ничего мне не сказал; надо было дождаться анализа крови. Но и результаты анализа не внесли полной ясности в картину моей болезни. Я объяснил врачу, фамилия которого была Морис, что лишь недавно приобрел практику и никак не могу ее бросить. А кроме того, я собираюсь в скором времени жениться. Врач был человек добрый, мое состояние явно беспокоило его. Он старался, как мог, успокоить меня.

— Вам поразительно не повезло! — под конец сказал он. — Я не имею права скрывать от вас истину. По-моему, вы серьезно больны!

<p><emphasis>Глава 38</emphasis></p><p>О СТРАДАНИЯХ ДУШЕВНЫХ И ФИЗИЧЕСКИХ</p>

В кабинете врача я старался держаться стоически. Но очутившись у себя дома, я подошел к окну и тупо уставился на летнее небо. Врач не сказал мне ничего определенного и направил к специалисту. Неужели у меня действительно что-то серьезное? Меня бесила эта неизвестность: природа постигшего меня несчастья была настолько не ясна, что о завоевании будущего не могло быть и речи — я не мог строить планы даже на месяц вперед. Минутами я просто не мог поверить своей беде, — вот так же, шагая через парк после первой жестокой выходки Шейлы, я не мог допустить, что это в самом деле произошло. Потом я вдруг весь холодел от страха. Неужели я тяжело болен? Я очень боялся смерти.

Однако уже тогда, а тем более в последующие дни, когда я ходил на прием к специалисту, одно мне было совершенно ясно: никто не должен знать о моей болезни. Если слух о ней распространится, я потеряю практику. Никто не захочет иметь дело с больным человеком. Возможно, из этого ничего и не выйдет, мрачно размышлял я, но надо вести себя так, словно у меня временное недомогание. Никто не должен знать правду, даже близкие друзья.

Все время, пока врачи обследовали меня, я держался такой тактики. К счастью, настало время летних отпусков, и Гетлиф уехал, иначе его зоркие глаза могли бы многое подметить. Повезло мне и в другом отношении: если не считать чрезвычайной бледности, я отнюдь не выглядел больным; больше того, поскольку у меня появились деньги и я стал лучше питаться, я даже пополнел за последний год. Еле передвигая ноги, я заставлял себя добираться до конторы и просиживал там несколько часов над каким-нибудь делом, пытаясь сосредоточиться. Мне казалось, что у Перси зародилось подозрение, и я старался провести его, напуская на себя бодрый, энергичный вид. Однажды в разговоре с ним я как бы между прочим заметил, что после напряженного года работы чувствую себя выжатым как лимон и хочу уехать в отпуск — возможно, я даже опоздаю на несколько дней к началу осенней судебной сессии.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже