Пора охоты на моржей

Эрмен был влюблен в свой «Penta», который миролюбиво рокотал в удобном ящике и легко гнал вельбот по спокойной глади моря. Тринадцать лет назад Эрмена взяли учеником на полярную станцию, где он проработал в механической мастерской три года. Никак не мог привыкнуть Эрмен к восьмичасовому рабочему дню, к постоянным, одним и тем же обязанностям и порою удивлялся, как это хватает терпения у русских заниматься одним и тем же делом каждый день и даже всю жизнь. Тяжело, скучно. Как ни нравилось Эрмену работать с дизелями, но все равно каждую весну, выходя с масленой тряпкой в руках на улицу, с тоской провожал он взглядом вельботы, уходившие в море. Море! Там всегда встретишь что-нибудь новое, интересное. Порою море бывает бурным, сердитым, но не страшным. Нет, не страшным, если ты его хорошо знаешь. Не выдержал Эрмен и вернулся в колхоз. И вот уже десять лет плавает на вельботах бессменным мотористом.

Напротив Эрмена, вытянув ноги, привалился к правому борту вельбота старый Гиункеу. В камлейке защитного цвета, надетой поверх меховой добротной кухлянки, с натянутым на голову капюшоном, он терпеливо прел на солнцепеке. Старик часто задирал к подбородку подол камлейки, забирался за пазуху и вытаскивал свою гордость — длинную курительную трубку. Она была сделана из медной трубки от какого-то мотора с насаженной на нее широкой гайкой и с костяным мундштукам на другом конце. Старик не спеша набивал ее табаком-папушей, сохранившимся у него еще с довоенных времен, и жадно затягивался.

— Запчасть вытащил, — съязвил Эрмен, тихо обратившись к Тэюнкеу, и рот его растянулся от уха до уха.

Гиункеу не услышал шутки. Взгляд его был задумчив, устремлен куда-то вперед, но едва ли он что-либо видел и замечал. Думы одолевали его. Да и есть над чем задуматься. Он был коренным, увэленским, его предки первые поселились на этом месте. Раньше с ним считались, его даже побаивались, слово его, брошенное ненароком, имело большой вес, а сейчас все пошло наоборот. Вместо него назначили бригадиром Тэюнкеу, включили в бригаду чужака — пришельца Оо. Что ж, пусть командуют. Они больше знают. И Гиункеу старался не смотреть назад: ему тяжело было видеть на почетном наследственном месте выскочку.

— Ну как? — прокричал Эрмен, обращаясь к подросткам Ако и Рультыну, варившим свежее моржовое мясо на примусе.

— Еп кит-кит! Еще немного! — обернулся Ако, стирая рукавом телогрейки пот со лба.

Хотя и не совсем приятно заниматься варкой еды, но Ако был рад, что ему все же удалось обмануть директора школы и в самый последний момент вскочить в вельбот Тэюнкеу. До экзамена по русскому языку оставалось три дня, он успеет подготовиться, для этого он прихватил с собой учебники, и, конечно, закончит седьмой класс. Разве мыслимо пропустить такое время, когда над косой летят утки, а вельботы первый раз выходят в море! И кто это придумал сдавать экзамены весной? И всегда у Ако из-за пристрастия к охоте случались в школе неприятности. Он не раз бывал в кабинете директора, где терпеливо выслушивал выговоры за частые пропуски уроков. Ако было стыдно смотреть в глаза директору, и он тщательно изучал отклеившийся кусочек обоев в верхнем углу кабинета.

— Ну как же… — пытался оправдаться Ако и переводил взгляд на знакомую трещину на полу, но его тут же перебивал директор:

— Знаю, знаю. Отца нет, ты в семье старший, маленьких братьев много… Это хорошо, что помогаешь дома, но лучше, если закончишь седьмой класс…

Директора провести было нелегко. Он знал, что это постоянная отговорка у Ако, а в действительности семья Ако никогда не терпела недостатка в еде. Близкие родственники не оставляли без внимания овдовевшую женщину, делились свежим мясом, ремонтировали жилье, а сама мать Ако имела приличный заработок, работая уборщицей в клубе и занимаясь шитьем.

Беседа заканчивалась очередной клятвой Ако. Но как-то так получалось, что всегда страсть побеждала данную клятву, и Ако снова оказывался в кабинете директора. Вот и сейчас он думал сходить в море один раз, но не удержался и пошел с бригадой во второй. «Прошел только один день, осталось два. Успею», — решил Ако и приподнял крышку.

— Сварилось, туши примус, — обратился он к Рультыну.

Рультын не был таким страстным охотником, как Ако.

Может, потому, что в детстве часто болел, отец остерегался брать его на охоту, да и как-то сложилось у людей мнение, что Рультын не станет настоящим охотником. Высокий, худой, он отличался от всех медлительностью, но делал все аккуратно. Может, Рультын и сидел бы сейчас в конторе правления колхоза и щелкал бы косточками на счетах, но общее возбуждение подействовало на него, и он тоже решил поохотиться несколько дней. К тому же на правлении колхоза старики настояли, чтобы все бригады укрупнили, так как льда в море много и пять человек с вельботом не справятся, если его прижмет льдами. Вот и предложили Рультыну пойти в бригаду Тэюнкеу.

— Смотрите, лахтак на льду, — оторвал от глаз бинокль носовой Вакат и повернулся к Тэюнкеу.