Пора охоты на моржей

— Как вы хорошо говорите по-чукотски!

Он обернулся и увидел улыбающегося Якова Петровича.

— Я давно наблюдаю за вами и с интересом слушаю ваши рассказы. Просто замечательно! Я и не думал, что мой сосед знает чукотский язык.

— Да это мургин — наш Влятик, увэленский, настоящий луораветлан-чукча, — зашумели в толпе.

— Он хороший охотник и моторист, — добавил Кагье.

И все наперебой стали расхваливать Владика, рассказывая про него всякие истории и заставляя краснеть.

— А вы смогли бы мне кое в чем помочь? — обратился к нему Быстраков.

— Пожалуйста, если смогу, — ответил он.

Быстраков тогда уже был кандидатом филологических наук и работал в Ленинградском отделении Института языкознания Академии наук СССР, а в Увэлен приехал собирать материал для академической грамматики чукотского языка.

И Владик был подключен к лингвистической бригаде, организованной Яковом Петровичем. В ней уже работали племянник Ытука Эйнес, лучший плясун и исполнитель русской «барыни» Майтагин, ученик Быстракова и самый первый пионер Роптын, счетовод колхоза Рочгына. Все ребята хорошо знали чукотский и неплохо говорили на русском, а знание этих языков было важно для Якова Петровича. Правда, он не давал серьезных заданий Владику, так как чукотский язык для него не родной и он мог не чувствовать всех его тонкостей, но использовал юношу как переводчика сказок, легенд и преданий, бытовых текстов. Владик работал с удовольствием.

Он раньше никогда не задумывался, что чукотский язык имеет такую сложную грамматику, и многое для него стало настоящим открытием. Оказывается, в чукотском языке нет одушевленных и неодушевленных существительных, но в отличие от русского все существительные в нем делятся на две группы: относящиеся к человеку и не к человеку. Например, в русском языке мы спрашиваем: «Кто это?» «Это нерпа, медведь, утка». В чукотском же языке, когда задаешь вопрос «Кто?», говоря о нерпе, собаке или птице, то становится смешно. Это же не человек, это животное, и надо спрашивать: «Что это?» Даже есть глаголы, которые употребляются только с существительными, относящимися к человеку. По-русски можно сказать: «Человек бежит» и «Собака бежит». По-чукотски так не скажешь, для собаки нужен другой глагол.

— Видите, еще в древние времена человек выделил себя из всего животного мира как разумное существо, — объяснял Яков Петрович и задавал какой-нибудь каверзный вопрос: — Скажите, «ы» или «э» надо писать в слове «ы’ттъын» — собака?

Ответы были разные, разгорались споры. Тогда вмешивался Яков Петрович и предлагал перевести на чукотский язык фразу: «Я подошел к собаке». И на удивление все правильно произносили в начале слова звук «ы».

— Чтобы не ошибиться в написании сомнительного гласного, надо это слово дать в дательно-направительном, отправительном или во втором сопроводительном падеже.

— Яков Петрович, это вы сами придумываете правила? — задал вопрос Владик.

— Вы наивны, — улыбнулся Яков Петрович. — Правила, грамматику ученые не придумывают, ее создает народ, а ученые лишь обобщают и выявляют определенные закономерности языка. Если бы в языке не было правил, то люди не понимали бы друг друга. Вот и вы все, не зная правил и не имея о них никакого представления, говорите правильно.

— Мне часто приходится слышать, что чукотский язык примитивный, в нем всего двести-триста слов, — продолжал Владик. — Даже обидно, что так могут говорить. Я, например, на охоте рассуждаю и думаю только по-чукотски, потому что не могу назвать по-русски разные там разводья, трещины, течения и льдины.

Яков Петрович задумался и вдруг возбужденно заговорил:

— Да, так могут говорить только неучи, люди недалекие! Ха, чукотский язык примитивный?! — рассуждал он. — Надо же! Какое высокомерие! Язык — это культура народа, его история. Чукотский язык интересен и своеобразен, имеет свои особенности. Его наиболее отличительная черта — инкорпорация…

— Как, как вы сказали? — переспросили ребята.

— Ин-кор-по-ра-ция, — по слогам произнес Яков Петрович. — Вы ею пользуетесь на каждом шагу, но просто не знаете, как называется в грамматике такое явление. Это способность языка объединять в одном большом слове несколько основ. Например, «тылгэмайныачыкоранматгыт» — «очень большого жирного оленя я забил тебе». Как видите, по-русски одним словом не скажешь, а по-чукотски это одно слово, слово-предложение.

— Мэ-э! — удивились ребята.

— Так у нас же скороговорки состоят из таких вот длинных слов, — добавил Роптын и загнул такую, что никто из ребят не смог повторить. А Владик для интереса записал ее на бумаге и насчитал восемьдесят восемь букв.

— Запишите мне ее, запишите, — попросил Быстраков.

Яков Петрович мог до бесконечности увлеченно и страстно рассказывать о чукотском языке. Ребята не только помогали Быстракову составлять примеры, но постепенно и сами стали немного разбираться в грамматике.

В школе Владик не любил грамматику и считал ее наискучнейшим предметом. Однако увлеченность Быстракова, его влюбленность в чукотский язык передались и ему, а самое главное — все было интересно и ново для него.